Андрей Кураев на откровении помыслов у Патриарха Кирилла (СИ)

- А какую епитимию вы на меня наложите? - спросил Кураев.

- А вот примерно такую хотя бы, как та, что дается за рукоблудие! - ответил Гундяев, - Сорок дней сухоядения с пятидесятью земными поклонами на каждый день и с ежедневным чтением трех канонов и акафиста!

- Помилуйте, Ваше Святейшество! - взмолился Кураев, - Вы видите мою комплекцию и мои потребности в еде! Вы видите, что земные поклоны - это не для меня! Не будьте столь жестоки, смилуйтесь! Двадцать-тридцать молитв Иисусовых каждый день я еще вынесу, но это - нет!

- Ладно, ладно, Андрей Вячеславович! Пошутил я, пошутил. Не принимайте близко к сердцу. Будет для вас ослаба. Но сначала вспомните то, о чем мы говорили в начале. Помните, что я говорил вам: не подобает христианину судить и осуждать кого бы то ни было - даже того, кто, отвергнув Бога явно, пребывает в тяжких грехах и не желает каяться. Не надо христианину восхищать божий суд и божие милосердие или же правосудие. Именно об этом и говорил Христос - помните?

- Да - ответил Кураев.

- А поняли ли вы, что когда видите грешника - даже такого грешника, который враг Бога и ваш личный враг - то, как бы нелепы, смешны, омерзительны, гнусны, тяжелы и так далее ни были его грехи - все равно не следует христианину ни уничижать его, ни насмехаться над ним, ни злобствовать на него, ни проклинать и ругать его, но наоборот, христианину следует благословлять и любить его и искать потребного для спасения этого грешника, видя в нем ближнего своего и, может быть только лишь потенциального, но, все-таки, брата-христианина? Поняли ли вы значение выражение "чему посмеяхомся, тому и поработахом"?

- Да - ответил Кураев.

- А поняли ли вы, что не следует христианину превозноситься даже над самыми отъявленными грешниками, но считать себя даже ниже и хуже их и считать себя более недостойным божественного милосердия, чем они? Вспомните, чему вас учили, когда вы слушали курс нравственного богословия? Христианин должен быть более всего занят собственными грехами и собственным усовершенствованием. А когда христианин занят этим, то он узревает в себе множество великих и малых грехов. И чем более совершенен христианин, тем больше он этих грехов в себе видит, и тем более недопустимыми для себя считаем, и тем более силен его покаянный плач о них, и тем больше они чувствуют себя недостойными. Неосуждение же ближних и укорение себя одного и занятость собственными несовершенствами заставляет христианина видеть в ближних людей более совершенных - каковы бы ни были даже явные грехи этих ближних. Ибо, научась заповеди Христа "не судите, да не судимы будете" (Матф. 7:1) и: "каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить" (Матф. 7:2), христианин стремиться осудить лишь себя, а других, ближних - оправдать. Как же при этом он не будет чувствовать себя грешнее всех - даже грешнее самых великих грешников? Понял ли ты сие, Андрей? И понял ли ты то, что не поступающий так, но с гневом осуждающий ближнего своего и бросающийся на него из-за его грехов как цепная собака, по сути своей не есть христианин? Понял ли ты, что грешников надо благословлять и молиться за них; и не только благословлять, но предпринимать различные подвиги для их спасения - вроде раздачи милостыни нищим, стояния на камнях вроде тех стояний, что совершал Серафим Саровский и иных?

- Да - ответил Кураев, не понимая к чему клонит Его Святейшество.

- Так вот, Андрей, - молвил Кирилл, - судя по твоим речам, нет для тебя больших грешников, чем геи, которых ты также именуешь пидарасами или просто пидорами. А ведь эти люди пали от великой блудной брани - причем брани противоестественной. Ты же пал и стал недостоин священства из-за меньшей брани - брани с чревоугодием и той же блудной брани, в которой ты склонился к занятию онанизмом. Так скажи, Андрей: как ты, павший от меньшей брани, посмел осуждать тех, кто пал от брани большей? Не безрассудно ли это? И как ты можешь осуждать геев, не испытав той же блудной брани, что и они и не победив в этой брани?

- Отче, каюсь в сем, каюсь в своем неразумии! - снова возопил Кураев, держась за евангелие и опираясь на аналой, - прости меня, Отче, и разреши от всех сих грехов!

Впрочем, было ли то покаяние истинным или же лицемерным - Бог весть.

Тогда Гундяев рече:

- Так вот тебе твоя сорокадневная епитимия, отче Андрее! Каждый раз перед тем, как согрешить в эти сорок дней так, что за этот грех тебя надлежит извергнуть из сана - например, перед тем к в среду или пятницу поесть свиной окорок или перед тем, как предаться рукоблудию, - ты, Андрее сначала помолись сим образом: "Господи Иисусе Христе! Пресвятая Богородица! Прости и помилуй меня, великого грешника, худшего и грешнейшего всех геев! Богородица, геев просвети! Спасе, геев помилуй! Аминь.". В этом и будет твоя епитимия, Андрей. Понял? Не тяжка ли она для тебя?

Кураев помялся, подумал и, поморщившись, ответил:

- Нет, не тяжка, отче. В самый раз.

Тогда Его Святейшество молвил: