Андрей Платонов, Георгий Иванов и другие…

Б.Л-Б.: Ещё как тревожило! Но лишь до первого визита в издательство. Реакция на рисунки была совершенно спокойная и деловая. Запад уже нельзя ничем смутить. Нет, вру… всё-таки можно. Один-единственный раз, правда, но всё же был мне задан вопрос. Главный редактор начал так: «Разрешите вас спросить, я задам вам только один вопрос, но трудный!». Я внутренне напрягся, но наружно изобразил полный релакс: «Да ради Бога!»

И он спросил: «Скажите, вот откуда в ваших рисунках это недвусмысленное и острое чувство греха?» Тут я выдохнул с облегчением. И с радостью. Значит, есть в «Homo Erotikus» что-то от раскаяния гомо сапиенс. Тогда мне это казалось очень важным.

Ел. Ф.: А сейчас?

Б.Л-Б.: Сейчас мне кажется преувеличенной моя озабоченность обязательно быть на правильной стороне морали.

Ел. Ф.: Вы хотите сказать, Борис, что уже не заботитесь о моральности того, что делаете?

Б.Л-Б.: Есть у меня стихи, Леночка, собственно, фрагмент поэмы, который короче и лучше всего ответит на ваш вопрос:

Или хочу я слишком много
или сужу уж слишком строго,
а всё приюта не найду
в саду общественной морали.
Нет на Моисеевой скрижали
слов для меня…

Ел. Ф.: Да вы анархист, Борис!

Б.Л-Б.: Не будем об этом, Леночка! Я таков, как есть, и не всегда в восторге от себя.

Ел. Ф.: Ладно, вопрос снимается. Когда книга вышла в свет, какова была реакция на нее на Западе?

Б.Л-Б.: У тех, кто видел книгу, реакция однозначно восторженная. Что же касается коммерческой судьбы издания, то тут все еще только начинается. Думаю, что моя книга – в принципе штука элитарная. Да и не слишком меня волнует график продаж. Меня значительно больше волнует, как будет принята книга в России, ибо, как я уже говорил, все, что делаю, я делаю для России, то есть, обращаюсь к русскому читателю, адресуюсь к русскому зрителю. Западный человек, особенно итальянец, очень чувствителен к изящному, он всегда замечает красоту и бурно на нее реагирует. Русский человек тоже чувствителен к красоте, но он еще чувствителен и к смыслу, он ищет значения и требует ответа на вопрос «что?», а не только «как?». Именно поэтому мне важна реакция русского зрителя, даже если я и опасаюсь, что могу подвергнуться осуждению. Опасаюсь же я, видимо, оттого, что и сам чувствую некоторую вину, не знаю, побороть это чувство я не в силах. Может быть, вопреки моему «анархизму», это и есть раскаяние гомо сапиенс за грехи «Homo Erotikus»? Во всяком случае, книга моя правдива. В ней выразила себя очень темная правда. Думаю, не только моя, но и мировая. Проектируя книгу, я не мог не акцентировать острой двойственности моего отношения к собственным рисункам, поэтому на левом титуле под заглавием «HOMO EROTIKUS» я добавил в скобках подзаголовок – “Out of the deep of disgust & fascination” («Из глубины омерзения и очарования») Это и есть подлинность моих взаимоотношений с книгой «Homo Erotikus».

Ел. Ф.: Если вы так озабочены суждением русского зрителя, если, как вы говорите, все, что вами делается, предназначено России, то почему вы покинули Россию?

Б.Л-Б.: Читайте мою прозу, читайте мои стихи. Там вы найдете многое, пробующее отвечать на ваш вопрос. А последняя правда выражена очень коротко и страшно в словах Елены Боннар: «Эмиграция – это всегда трагедия». Заметьте, не ошибка, а именно трагедия. Суть моей личной трагедии в том, что Россия не хотела, или не могла иметь меня, как творческую личность, никак иначе, кроме как через эмиграцию. О том, что я вовсе не нужен России, я не хочу думать, не могу в это верить. Значит просто судьба такая.

Ел. Ф.: «Homo Erotikus» – это целый мир. Об этой книге можно говорить и расспрашивать очень долго. Я, как тот итальянец-редактор, задам вам, Борис, только один вопрос. Но трудный! Можно?

Б.Л-Б.: Да, пожалуйста! Я, видимо, рождён для трудных вопросов!

Ел. Ф.: В ваших рисунках есть совершенно определенная закономерность: женщина в них сохраняет всю полноту своей женственности, пластичности и белизны, а мужчина предстает в виде чудовищном, зверином. Откуда этот мрачный взгляд на мужчину, как на монстра?

Б.Л-Б.: Мне кажется, что в сексуальности женщина сохраняет и утверждает себя. Женское воплощает природу, а природа расцветает плотью. Мужчина же, и в этом я тоже убежден, теряет себя в плотском эротизме, ибо мужское, есть, прежде всего, духовное, то есть то, что воплощает себя творчески, а не природно. Мои убеждения отнюдь не общеобязательны и не претендуют на окончательность. Но вот сегодня, в 2005 году, для меня нет сомнения в том, что мужчина, желающий женщину и обладающий женщиной, неизбежно приемлет образ звериный. Я даже думаю, что, оставшись до конца человеком, нельзя сексуально возжелать женщину и невозможно ею плотски овладеть. Лобзающий монстр, монстр, вожделеющий, пенетрирующий и пожирающий, – это, собственно, и есть Homo Erotikus.

Ел. Ф.: Судя по тому, что замыслами вы не живете, бесполезно было бы спрашивать вас о творческих планах?