Андрей Платонов, Георгий Иванов и другие…

Б.Л-Б.: Бесполезно, Леночка! Я не знал бы, что ответить на этот вопрос. Я не строю планы на будущее, но моя повседневность в ее непрерывной реализации и есть мое будущее. Я встречаю его всякий новый день и жду от него сюрпризов.

Ел. Ф.: Спасибо за беседу, Борис!

Б.Л-Б.: Вам спасибо, Леночка, за интерес к моей книге и ко мне.

___________________________________

Оставшись одна, я вновь пробую открыть книгу наугад и тут же захлопываю, шарахнувшись от бесстыдной наглости «лобзающих и пожирающих монстров». Открываю еще раз, снова наугад, и растворяюсь глазами в волшебных плетениях льющихся линий. Нет, эту книгу описывать бесполезно. Надо ее видеть. Не берусь предсказать, какова будет зрительская реакция, но в одном не сомневаюсь, – реакция будет сильная. Такой книги Россия еще не видела.

Для портала «Сетевая словесность»

2005 год, Москва

Поэзия – прежде всего музыка!

Борис Левит-Броун – поэт, прозаик, религиозный философ. Автор многих книг. Живет в Италии. Сегодня он отвечает на вопросы Евгения Степанова.

Е.С.: Кем Вы больше себя ощущаете: поэтом, прозаиком, философом?

Б.Л-Б.: Как музыкант я – поэт. Как переживатель жизненной низины я – прозаик. Как мечтатель о запредельном и созерцатель мечты я – философ. А как левит, я – учитель. Тут многочастное, но единое целое. Его нельзя сецировать. Это значило бы обокрасть себя и тех, кому я пишу. Органически складывается так, что сегодня я больше прозаик. «Лета к суровой прозе клонят» – эта фраза уже давно стала бы трюизмом, если бы не была так обезоруживающе точна. Поэзия покидает нас вместе с Софией. Видимо, я уже отдал в мир мою поэзию и мою софию. Остались «лета» и проза.

Е.С.: А что означает ваше «как музыкант я – поэт»? Вы что и музыкант тоже?

Б.Л-Б.: Да, но дело не в этом, а в самой поэзии. Как ни квалифицируй, поэзия – прежде всего музыка. Она должна, она обязана звучать.

Е.С.: Ваша проза поэтична. А в чем, на Ваш взгляд, отличие прозы от поэзии?

Б.Л-Б.: Нет, моя проза прозаична. В ней есть «поэзия» в смысле склонности к лирике и вольности неологизмов, но сущностно она именно прозаична, заточена сначала на образ, а уже потом на звучание. Звучащая проза – это всегда удача, а вот незвучащая поэзия – это тяжелое поражение. Большинство «поэтов» я не считаю поэтами или считаю лишь очень косвенно. Знаете, все куда-то прутся. Актеры – в режиссеры, прозаики – в поэты, читатели – в ценители. Толку – квази ноль. Читатели искренне почитают себя любителями, хуже того… ценителями поэзии. Они ищут и легко находят в современной «поэзии» множество прозаических удач и не нарадуются своим «поэтическим» кумирам. Святая простота! Прозаик и поэт – два разных духовных типа, две разные художественные ориентации. Прозаик – образник, поэт – песенник.

Е.С.: Но вот Вы же сочетаете в себе эту разнотипность… Как?

Б.Л-Б.: Не знаю. Сочетаю и все. Может быть, Создателя отвлекли, когда он сыпал на мою чашку весов? Однако, возвращаясь к теме прозаичности и поэтичности, Вы помните «Афинскую школу» Рафаэля? Так вот прозаик – это Аристотель, простравший руку вниз, в конкретику земли, а поэт – это Платон, указующий перстом в неопределенность небес. Поэзия, коротко говоря, – это пальцем в небо, в «никуда»… в сопряжения облаков, в мерцание светил, в музыку ниоткуда, в радость и муку нипочему. Поэт, перегружающий свой текст образными находками, рискует сбиться со звучания, потерять мелодию. Стих, как звучание, умирает, остается рифмованная структура, годная для прозы, но мертвая для поэзии. Это не значит, что поэзия обречена быть образно бедна. Но ее образность должна любовно покоряться звучанию, обуздывать себя во имя мелодизма.

Е.С.: А что Вы скажете о современной поэзии?

Б.Л-Б.: Скажу, что я в ней уже не ориентируюсь. Впрочем, мое мнение – очень издалека. Меня не ласкали толстые журналы, меня не проштамповали в Стокгольме, меня не представляли аудиториям престарелые мэтры-шестидесятники. Я не нагружен весом авторитетности, необходимым для «высказываний о…»! Помню, Бродскому сразу после вручения Нобелевской задали вопрос типа (вот не припомню дословно) – что Вы можете сказать… (или – пожелать?) вашим соотечественникам-поэтам? Очень трогательно он ответил: «Ничего, ровным счетом ничего!» Правильно ответил. Нечего желать и нечего сказать. Ничего не может сказать поэт о поэзии. Только о том, какова она по его мнению должна быть. Если хотите, поэту вообще не должна нравиться современная ему поэзия. Главное, меня не интересует, что современная поэзия скажет обо мне, поскольку поэзия, по-моему, не просто потеряла мелодию… она потеряла сознание. Сознание того, что она есть мелос, прежде всего и главным образом – мелос.