Андрей Смирнов

драгоценных   камней.   Однако,   когда   Яскайлег   коснулся   одного   из   насекомых,   оно   ожило   и

задвигалось, и поняла Рея, что не устройство это, а живое существо.

Спросила Рея Яскайлега:

—  Господин,   для   чего   ты   показываешь   мне   эти  устройства,   один   только   вид  которых

вызывает дрожь и отвращение?

Сказал дроу:

— Дитя людей, знай, что предстоит тебе близко познакомиться со многими из них, прежде

чем смерть проявит к тебе свое милосердие.

Содрогнулась Рея, услышав эти слова, и сказала:

— Что тебе нужно от меня? Зачем ты грозишься мне страшными пытками?

Сказал дроу:

— Не угрожаю я тебе, а лишь рассказываю об участи, которая тебя ожидает. Ничего мне от

тебя не нужно, и нет у тебя ничего, чем бы ты смогла выкупить свое спасение.

Сказала Рея:

— Даже и своим телом?

Жестоко усмехнулся дроу.

—  Ты,   наверное,   считаешь   себя   красивой,   —   сказал   он   Рее,   —   но   в   глазах   моих   ты

немногим привлекательнее обезьяны.

Заплакала Рея, и спросила:

— Зачем ты поймал меня, а теперь хочешь мучить? Разве сделала я тебе какое-нибудь зло?

Или тебе доставляют радость сами пытки, без какой-либо причины или надобности?

— Поистине, — сказал ей дроу, — сильную радость доставляют мне пытки, когда удается

захватить   кого-нибудь   из   ваших.   Знай,   дитя   человека,   что   в   прошлом   ваш   род,   род   людей,

причинил моему роду много боли и почти истребил всех нас. Не знаю, почему вы сделали это —

потому ли, что показались мы вам опасными соседями, потому ли, что так вам велели ваши боги,

или только лишь ради одной страсти к разрушению, без какой-либо причины или надобности. Но

то, что для вас — далекое прошлое, для меня — вчерашний день. В сравнении с вами или с

другими родами альвов никогда мы не были многочисленны, но теперь нас осталось так мало, что

знаю я — никогда уже нам не стать тем народом, каким мы были прежде. Мы — мертвый народ,

ибо с каждым веком становится нас все меньше и меньше, и редки дети в наших семьях. И хотя

знаю, что горька моя месть и бесплодна, все же слаще она для меня, чем безысходное ожидание

того часа, когда, наконец, истощится и мое время.

Спросила его Рея:

— Отчего тогда ты напал на ту, кто беззащитна? Отчего не начал войну с людьми? Или ты

так смел только с девицами?

Сказал Яскайлег:

— Я могу истребить двадцать или тридцать мужчин, но не в силах уничтожить весь ваш

народ,   как   вы   уничтожили   мой.   Однако,   если   желаешь   причинить   кому-нибудь   боль,   следует

выбрать для того наиболее нежное место. Дети людей — наиболее нежная часть человеческого

рода,   но   бессмысленно   было   бы   терзать   их,   потому   что   они   не   сумеют   понять,   за   что   им

причиняют мучения, а мучения ради одних только мучений кажутся мне противоестественными.

Ты же — можешь понять. И хотя ты уже не ребенок, ты еще не успела загрубеть. Кроме того, ты

— женщина, и, убив тебя, я убью также всех сыновей и всех дочерей, которых ты никогда не

родишь.

Сказала ему Рея:

— Убив меня, ты убьешь только меня. Причиняя мне боль — причинишь боль только мне,

а не всему человеческому роду.

Сказал ей дроу:

—  Дочь  людей,   неужели ты  не   знаешь,   что  всякий  народ  сплетен в  одно Целое?  Так,

многие листья могут расти на одном дереве, но само дерево — едино. Ты не видишь Целого, да и я

не умею видеть его прямо, но я знаю, что оно существует. Убивая тебя, я убиваю часть этого

Целого, причиняя боль тебе — причиняю боль Целому.

Сказала Рея:

— Если и другие из вашего народа были подобны тебе, то нет ничего странного, что ваш

род угасает, ибо ты — жесток и отвратителен, а вдобавок ко всему — еще и безумен.

Сказал дроу с жестокой усмешкой:

—  Другие из моего народа, о которых ты говоришь, поначалу не могли понять, почему

многочисленные воины, закованные в железные латы, пришли в их земли — не могли понять,

пока не стало слишком поздно. Я видел, как горели наши поселенья, видел, как беспощадно вы

издевались над пленными, как беспощадно истребляли нас. На моих глазах была уничтожена вся

моя   семья.   Я   был  тогда   весьма   молод;   меня   пленили  и  подвергли  пыткам,   и  хотя   страдания,

которые испытвал я сам, я и мог бы простить вам, но не могу, не хочу и не стану прощать того, что

вы сделали с моими родичами. Некогда Целое вашего народа уничтожило Целое моего — от того

у нас, как у народа, теперь нет никакого будущего, и от того столь редкими стали дети у нас.

Царство Мертвых не ждет нас, как вас, ведь с тех пор нет в нем для нас никаких чертогов. Наше

Целое подобно срубленному дереву — листья его еще живут, в то время как само дерево уже

мертво. Подумай над моими словами, дитя людей — пусть они глубоко войдут в твою душу. С тем

я оставляю тебя на день или два, чтобы ты могла приготовиться к тому, что тебя ожидает, ибо

телесная боль — не такой предмет, с которым надлежит торопиться.

Сказав так, он отвел Рею в пустой подвал, бросил ей охапку сена и удалился. А надо

сказать,   что   в   том   подвале   не   было   дверей,   но   имелось   нечто,   подобное   пологу,   который