и заструилось вниз, заживо сжигая людей. Но вскоре потухло пламя, ибо иссякли силы Яскайлега,
да и жрецы поспешили наверх, дабы воспрепятствовать его чародейству. Тогда он поднялся на
самый верх башни и втащил туда Рошака. Затем Яскайлег, с большим трудом разжав пальцы
каджа, взял меч из руки его, и стал ждать у лестницы. И вскоре почувствовал он, как
приближается сила, которая защищала людей, и приготовился к битве.
Сказал он:
— Хотел я заложить душу за дар жизни, но теперь готов променять ее на дары смерти.
Если цена мести за Цамиру — моя гордость и воля, без сожаления расстанусь я с ними, и сверх
того еще и доплачу своей жизнью!
И говорят, что хотя не верил он в то, что услышит его слова кто-то из богов или
Обладающих Силой, однако один из Обладающих был в то время поблизости и в тот самый миг,
когда были сказаны эти слова, вступил на вершину башни. Но о том, кем был этот Обладающий,
какие причины привели его к башне дроу и что в дальнейшем вышло из заключенного между ним
и Яскайлегом договора — о том повествует иная история.
ПРИНЦ КАДЖЕЙ
Никто не может сказать с полной определенностью, где возродился Хозяин Безумной
Рощи после того, как потерпел поражение в битве, случившейся в Рассветных Землях — в Царстве
Бреда, в разуме больного нищего или в окрестностях Башни Без Окон — там, хотя и была
перенесена Роща в леса Эссенлера, оставалась еще некая тень его Силы. Известно одно — «когда-
то» и «где-то» это произошло, и Мъяонель восстал из мертвых, и снова осознал себя, взглянув на
мир глазами живого существа, а не посредством бесплотной, бесформенной, невидимой Силы.
Тяжело Возвращение из небытия, тяжело даже для Лорда — ведь часто смерть оставляет на
Лордах раны, с большим трудом поддающиеся излечению или не поддающиеся таковому вовсе.
Ведь то, что Лорды почти неуязвимы для обычного оружия, означает всего лишь, что всегда их
стараются убивать посредством оружия колдовского — и последняя смерть Мъяонеля не была
исключением. Чувствовал он, что повреждена его колдовская суть, и исчерпаны почти все
внутренние резервы, которыми обладал он прежде — хотя также чувствовал он, что со временем
затянутся раны, нанесенные ему Мечом-Молнией, и восстановится контроль над некоторыми
тонкими потоками Силы, контроль, который он утратил, потерпев поражение, пережив смерть и
Возвращение. Следовало только подождать некоторое время. Вряд ли это время можно было бы
назвать долгим — всего-то лишь несколько тысячелетий.
Однако существовал и другой способ исцелиться, более быстрый: мог Мъяонель вернуться
в Эссенлер и восстановить там Безумную Рощу. Сила его успела пустить корни в Эссенлере, и
была принята Рассветными Землями, как часть их собственной сути и Силы. Однако Мъяонель
подозревал — и нельзя сказать, что он не имел на то оснований — что стоит ему вновь появится в
Рассветных Землях, война разгорится снова, и на этот раз убивать его будут продуманно, не
оставляя никаких путей к Возвращению. Однако это еще не значило, что отныне он собирался
избегать Рассветных Земель. Это всего лишь означало, что не следовало ему появляться в
Рассветных Землях преждевременно — не подготовившись, не исцелившись хотя бы отчасти, не
создав никакого магического оружия и не созвав союзников.
И вот тогда обратился Мъяонель к некоторым высшим аспектам своей Силы — тем
аспектам, благодаря которым считался он одним из Владык Безумия.
Сказал Мъяонель:
— Призываю к себе свою Силу во всей ее полноте. Пусть исчезнет видимость — но
откроются Пути Силы. Ничем не может помочь мне разум — так пусть исчезнет он, ибо разум —
всего лишь один из многочисленных инструментов Силы. Пусть на время стану я подобен
избраннику, ведомому священным безумием — не действуя, он обретает желаемое, не зная —
достигает того, что вызывает у других зависть, не стремясь, неизменно удачлив во всех своих
начинаниях.
Как только произнес Мъяонель Слова Силы, изменился он сам и изменился мир вокруг
него. Исчезло все, и все растворилось в Безумии. И увидел Мъяонель, что все известные ему
области Сущего, Пределов и Преисподней — не более чем пузыри в бесконечном океане Бреда —
меняющегося, многоцветного, вязкого, как тесто, текучего, как молоко. В пузырях тех жили звери,
люди, альвы, карлы, демоны, драконы, обитатели небес и обитатели ада, и вокруг них субстанция
бреда обретала какую-нибудь определенную форму — форму улицы, или комнаты, или джунглей,
или подгорных пещер, или облаков, или огненных скал. Ничего более, кроме этих пузырей, не
существовало. Не было никакого смысла в словах, которые произносили эти люди и нелюди, и не
было никакого смысла в словах, которые слышали они, или думали, что слышат. То, что окружало