Андрей Смирнов

получила согласно завещанию, оставленному предпоследним Главой Совета Гильдии, с каковым,

как говорят, связывали ее отнюдь не только дела Гильдии. При том...

—  Все   это,   —   перебил   Мъяонель   горящего,   —   без   всякого   сомнения,   является

чрезвычайно   занимательной   историей.   Однако,   опуская   различные   случаи   из   жизни,   а   также

слухи, легенды, знаменательные даты и поучительные притчи, не затруднит ли вас сообщить мне

прямо, где находится та Башня Луча, о которой вы сейчас упомянули?

Когда   сообщили  ему,  где  находится  Башня,  отправился  Мъяонель  туда  и  постучался  в

большие железные ворота. Открыли слуги ворота и пропустили Мъяонеля внутрь, и поспешили

известить Ролу о появлении гостя. Хотя ничем не примечателен был внешний вид Мъяонеля, но не

заставили  его ждать  ответа  перед воротами,  а   провели в  дом   и предложили  прохладительные

напитки,   вина,   фрукты   и   сладости.   Удивился   Мъяонель   такому   приему,   и   взглянул   на   слуг

повнимательнее. Увидел он, что причина их расторопности заключалась в том, что кто-то наделил

их способностью чувствовать волшебство и Силу. “Из этого следует, — подумал Мъяонель, — что

Лорды или причастные к Искусству нередко посещают эту Башню.”

Вот, провели Мъяонеля в одну из комнат Башни, а вскоре пришла туда и Рола. Увидев, что

смотрит она на него с большим любопытством, заподозрил Мъяонель что-то неладное и спросил

Ролу:

— А скажи-ка мне, красавица, сколько времени прошло с нашей последней встречи?

— Сто тридцать лет, — ответила Рола. — Полагаю, что более точная дата тебе не очень-то

интересна?

— Ты права, — согласился с ней Мъяонель. — Где же твой муж, Альверд?

— Он давно умер, — ответила Рола.

— Прими мои соболезнования, — сказал Мъяонель. — Прости мою бестактность, но что

стало причиной его смерти?

Сказала Рола:

— Старость.

Сказал Мъяонель:

—  Снова, беседуя с тобой, я чувствую себя круглым дураком — а ведь меня, Владыку

Безумия,   сложно   удивить   чем-либо!   Судя   по   твоему   виду,   ты   отыскала   способ   продлевать

молодость и удлинять жизнь. Почему же ты не наложила эти чары и на своего мужа?

—  Потому   что,   —   ответила   Рола,   —   религия   моего   мужа   запрещала   ему   прибегать   к

волшебству для продления жизни.

—  Ах вот как... — Пробормотал Мъяонель. — Да, вижу я, что поистине удивительные

пузыри плавают в океане бреда... А скажи, от молодости он тоже отказался?

—  В   этом   вопросе,   —   отвечала   Рола,   —   по   счастью,   мне   удалось   поколебать   его

моральные   принципы.   Но   оставим   в   покое   моего   покойного   мужа.   Скажи-ка,   любовник   моей

прабабки и убийца моего прапрадеда — где ты сам шатался все это время?

— Я был Царстве Безумия, — сказал ей Мъяонель.

Посмотрела на него Рола и сказала с насмешкой:

— Это я и сама вижу.

Усмехнулся Мъяонель и сказал Роле:

— Язычок твой стал еще острее, чем прежде. Если ты этого хотела добиться — то следует

поздравить тебя с успехом.

Улыбнулась Рола, и спросила Мъяонель:

— Ты не голоден? Если хочешь — я могу приказать слугам принести нам что-нибудь.

Воскликнул Мъяонель:

—  Вижу   я,   что   немалых   успехов   достигла   ты   и   в   искусстве   угадывания   желаний!

Несомненно, не откажусь я от твоего предложения — ведь, оказывается, целых сто тридцать лет

не было у меня во рту и маковой росинки!

Рассмеялась Рола и приказала накрыть стол. И когда это было сделано, Рола и Мъяонель

сели трапезничать.

Сказала Рола Мъяонелю:

— Расскажи мне о Царстве Безумия.

Сказал Мъяонель, раскалывая зубами куриную косточку:

— Это — не самая лучшая тема для застольной беседы.

— Отчего же? — Спросила его Рола.

— От того, — сказал Мъяонель, — что подобно Царство Безумия гниющему мозгу дохлой

собаки, и это — лучшее, что можно сказать о нем.

Сказала Рола:

— Говорят, что Владыки Безумия полагают, что все существующее — это их грезы.

— Да, — согласился Мъяонель. — Это действительно так.

— И ты тоже в этом уверен?

—  Владыки Безумия, — отвечал Мъяонель, — бывают двух родов. Одни — идеалисты:

они   знают   эту   истину   и   поглощены   ею.   Другие   —   прагматики:   они   знают   об   истине,   но   не

придают   ей   никакого   значения.   Я,   как   ты   можешь   догадаться   —   прагматик.   Истину,   не

приносящую   никакой   пользы,   я   приравниваю   к   обычному   заблуждению.   Я   предпочитаю

наслаждаться чудесами, а не истиной. Потому что истина далеко не так приятна, как кажется

людям.

Сказала Рола:

— Слышала я, что не всем Лордам по нраву то, как ты наслаждаешься чудесами. Слышала

я также, будто бы сто тридцать лет назад была у тебя война с Лордами Эссенлера, и будто бы даже

один из Стражей участвовал в ней.

Сказал Мъяонель:

—  Истину глаголют твои сахарные уста, красавица! А не знаешь ли ты случаем — что

стало с тем Стражем?

— Он Вернулся много раньше тебя, отвратительный старик в оболочке юноши.

Кивнул Мъяонель, услышав об этом и надкусил пирожное:

— Так я и думал. Трудно убить Стража — особенно если перед тем не подготовиться как