Андрей Смирнов

Отступник,  подозревая  меня  в  каких-то  нечестных  намерениях.   То,   что  я  делал,  я  делал с   их

согласия — а далеко не все из пришедших со мной дали на это согласие. Но судьба согласившихся

стала иной, чем у прочих. В определенном смысле, моя Сила стала их посмертными чертогами.

Так же можно сказать, что они и сейчас — во мне.

— Незавидная участь, — молвил Яскайлег.

—  Ты   предпочитаешь   после   гибели   тела   умереть   второй   смертью?   —   Спросил   его

Мъяонель. Дроу презрительно усмехнулся, но не ответил, а Мъяонель продолжал:

—  Их можно извлечь. Для этого я и пригласил вас сюда. Эта процедура болезненна и

неприятна для меня, но она возможна, и мне требуются два опытных мастера заклинаний, чтобы

уловить   эти   души   и   удерживать   их   внутри   волшебных   коконов   в   то   время,   пока   я   буду

выворачивать свое естество наизнанку.

—  Почему   же   ты   сам   не   можешь   провести   ритуал   Воскрешения?   —   Спросил   тогда

Кемерлин-Отступник.

—  Они слишком глубоко во мне, — объяснил Мъяонель, — ведь Рощу сожгли в одно

время с ними, и тогда же убили и меня самого. Мы сплелись слишком тесно, пребывая в том

неописуемом состоянии, в каком существует Сила сама в себе, без всяких внешних проявлений и

атрибутов. Поэтому все мое внимание, вся воля уйдет на то, чтобы достигнуть этих областей

Силы, и, вместе с тем — самому не раствориться в этих областях.

Сказал Яскайлег:

— Мы ничем тебе не сможем помочь, если ты не оградишь нас от воздействия Рощи. Если

ты не заметил — сейчас все наше Искусство поглощено сражением с нею.

Сказал Мъяонель:

— Когда я откроюсь Силе целиком, то никого не смогу защитить от нее. Кроме того, чтобы

совершить   действо,   о   котором   мы   говорим,   вам   также   придется   открыться   Силе.   Мне   нечем

убедить   вас,   что   это   не   обман   и   что   я   не   собираюсь   искажать   вашу   волю   —   нечем,   кроме

собственного слова.

Некоторое время дроу молчали. Затем Кемерлин сказал:

— Я верю тебе.

Яскайлег сказал:

— Я верю тебе.

— Но существует еще одно обстоятельство, — заметил Отступник. — Если наши родичи

слились с твоей Силой и вы сплелись в единое целое... Не воскресим ли мы безумцев?

— Об этом не стоит беспокоиться, — сказал Мъяонель. — Хотя они растворены во мне и

не являются сейчас чем-то, что может сказать о себе «Это — я», процесс, в ходе которого их

личности распались на составляющие элементы, а те, в свою очередь, растворились в моей Силе

— этот процесс можно повернуть вспять. Гораздо большая опасность угрожала их душам, когда

они в первый раз причащались к Силе. Тогда была опасность, что разум их может быть надломлен

этим   причащением.   Но   они   сохранили   рассудок,   и   не   безумие   стало   править   ими,   а   они   —

безумием, так же как и я правлю своей Силой, а не Сила — мной. Нет, об этой части воскрешения

не стоит беспокоиться.

Сказал Кемерлин:

—  Значит,   и   нам   грозит   та   же   опасность?   Какова   вероятность   того,   что   мы   лишимся

рассудка?

—  Не   знаю,   —   пожал   плечами   Мъяонель,   —   будь   вы   людьми,   я   бы   сказал,   что   эта

вероятность велика.  Будь  вы  ванами,  я бы сказал,  что  вам  ничего  не  грозит,  потому  что ван,

принимая форму пламени, совершенно становиться пламенем, и начинает чувствовать мир так,

как чувствует пламя, а принимая форму птицы, начинает воспринимать мир так, как воспринимает

его птица — но никогда во времена расцвета нашей расы не было так, чтобы форма поглощала

нас, и мы забывали, кто мы такие на самом деле. Но вы — дроу, и я не знаю, что вам ответить.

Могу сказать лишь, что из тех шестерых, которых я подверг соединению, ни один не сошел с ума.

— Ну что же, — промолвили Кемерлин и Яскайлег, — мы готовы.

— Откройте мне свою сущность и дайте мне свои руки, — сказал им Мъяонель.

Они   сделали,   как   он   просил.   Сжав   их   ладони,   призвал   Мъяонель   Силу.   Великим

торжеством наполнилась тогда Роща, неистовым стал ее танец, и если прежде ее деревья были —

как   языки   пламени,   то   теперь   стали  —   как   пожар.   Прибывала   Сила,   пульсируя,   изливаясь   из

Царства Бреда — в Сущее. Безумие подступило к Яскайлегу и Кемерлину и вошло в них, а они не

противились   ему   больше   посредством   Искусства.   Умертвив   все   чувства,   погрузив   разум   в

молчание, принимали дроу происходившее с ними так, как следует принимать смерть. А ведь то,

что входило в них, хотя и не несло гибель телам, было смертью страшнейшей — смертью их душ.

Ведь чтобы ожить, им следовало переродиться, а чтобы иметь возможность переродиться, прежде

им требовалось умереть.

Когда безумие поглотило их без остатка, тогда внутреннее их существо по воле Мъяонеля

стало собираться обратно. В те мгновения обладал Мъяонель над ними полной властью, и если бы

желал, мог бы изменить их, как хотел: мог сделать Яскайлега и Кемерлина демонами или своими

рабами, или внушить им преданность к себе, или хотя бы избавить Яскайлега от той нелюбви,