Андрей Смирнов

Нинель долго всматривалась в его лицо; он же молчал и улыбался, и эта улыбка была

страшнее всего. Последние печати милосердного забвения были сорваны с души Нинель в эти

минуты. Все в этом лице было знакомо ей, не было ни одной лишней черточки, но все же это была

лишь личина. Ничто не шевельнулось в ее сердце, когда она смотрела на его лицо; улыбка же его

была ей отвратительна.

Сказал враг:

— В чем же дело, Нинель? Ты отвергаешь нищего, который приходит к тебе, и отвергаешь

меня; ты непоследовательна. Вот, взгляни — разве мое лицо незнакомо тебе? А мое могущество

— разве хоть в чем-то уступает могуществу, которое ты помнишь? Я тот, кого ты ждала.

Сказала Нинель:

— Нет. Ты лжешь. Я смотрю на твое лицо и вспоминаю нищего, некогда приведенного ко

мне во дворец. Теперь я вижу ясно, что он говорил правду и действительно был тем, за кого

выдавал себя. Ибо он более похож на Каэрдина, чем ты, имеющий его лицо и его могущество.

Сказал Клинок, рассмеявшись:

— Темного ангела я одолел легко, как и всех прочих врагов — Лордов и Стражей, богов и

самого Каэрдина. С тобой же, я вижу, мне придется повозиться — да и оружие, которым мы

собираемся фехтовать, мне внове. Каэрдин был сильнейшим, ты низвергла его, значит, ты и есть

сильнейшая, и я со всем тщанием приготовлюсь к поединку с тобой.

Сказала ему Нинель, горько усмехнувшись:

— Что ж, нападай. Тебя удивит, с какой легкостью ты убьешь меня. Ты походя уничтожил

моего спутника, защищавшего меня, а я вряд ли смогу оказать тебе какое-либо сопротивление.

Сказал Клинок:

— Да, я могу отнять твою жизнь и сломать твою волю. Я даже могу сделать так, чтобы ты

никогда не рождалась. Я могу изменить твои чувства так, что сам Казориус, Повелитель Сердец,

увидев это, пожелал бы стать моим учеником. Но ничего из этого мне не нужно.

Спросила Нинель:

—  Что  же  тебе  нужно?  Для  чего  ты  преследуешь  меня?  Разве  тебе  мало  того,  что  ты

сделал, чудовище?

— Что мне нужно? — Переспросил Клинок. — Трудно ответить. Я — мощь, не знающая

равных. Я постиг все. Я почти всемогущ. Все, что я поглотил, стало частью меня, а поглотил я все

сущее, вкусив и от плодов древа времени, и от корней его. Но есть маленькая загадка, которую я

так и не смог решить — а ты, я надеюсь, мне ее решить поможешь.

— О чем ты говоришь?

— О том, что ты называешь «любовью».

— Ты никогда не узнаешь, что это, — с презрением бросила девушка.

Сказал ей Клинок:

—  Ошибаешься. Я знаю, что это. Знаю намного лучше тебя. Знаю — но все же не могу

понять. Я созерцал десять тысяч миров в течении десяти тысяч лет. Я видел разные виды любви. Я

видел, как запахи проникают в ноздри мужчины и женщины, как следят их глаза за друг другом,

как происходят различные химические превращения в их телах. Так рождается желание. Я видел

влюбленность и страсть, видел, как меняются эфирные тела мужчины и женщины, приникая друг

к   другу.   Видел   я   и   притяжение   разумов,   наблюдал   и  взаимное   уважение,   и   привязанность,   и

терпение, рождающееся после долгих лет совместной жизни. Видел я и многое другое. Все это

довольно примитивно и легко поддается расчету. «Высокие чувства» не более таинственны, чем

телесное влечение — все отличие состоит в том, что во втором случае изменяются определенные

вещества в телесном мире, а в первом — происходят схожие превращения в мире более тонком.

Умеющий видеть легко  поймет,  как   это происходит.   Я  знаю о  любви все.   Стоит  мне  оказать

определенное воздействие на некоторые участки твоего тела, или твоего разума, или твоей души

— и ты станешь такой, какой я захочу и будешь испытывать те чувства, которые я пожелаю. Я

знаю все — и все-таки есть одна вещь, которую я не могу понять.

— Какую? — Спросила Нинель.

— Если я знаю все это, то и Каэрдин должен был знать, — ответил Клинок. — А раз так,

почему же он не сумел уберечься от тебя? Ведь если все, что вы называете любовью — лишь

определенные изменения в плоти, душе и сознании, как ты могла пленить Каэрдина? Что стоило

ему создать соответствующую колдовскую преграду — как поступил один из твоих создателей,

Эмерхад? А если он хотел испытать некоторые приятные ощущения, которые дает влюбленность,

почему Каэрдин не выдавил из себя этот гной, когда стало ясно, что эти же самые ощущения

подталкивают его к саморазрушению? Вот что мне непостижимо.

Сказала Нинель:

— Ты разделил целое на части, исследовал каждую часть и теперь удивляешься, куда же

исчезла   жизнь,   прежде   соединявшая   части.   Да   ведь   эту   самую   жизнь   ты   уничтожил,   когда

разделял   целое!   В   том,   что   мы   зовем   любовью,   соединяется   не   только   желание,   страсть,

влюбленность и привязанность. Кроме того есть еще и  стремление любить — то, что собирает все

наши   чувства,   соединяет   их,   усиливает,   развивает   и   направляет   их   дальше.   Есть   не   только

данность, не только то, что присутствует, что  дано нам, но и то, к чему мы стремимся, то, что мы

выбрали   для   себя   и   что   желаем   осуществить.   Будь   иначе,   мы   были   бы   лишь   механическими