Андрей Смирнов

он   был   молод,   красив,   умен   и   мужественен.   Во   дворце   вместе   с   братом   Талиана   пробыла

несколько дней, и уже собиралась к скорому отъезду из столицы, с тем, чтобы вернуться в обратно

в храм, когда случайно от служанки узнала о готовящейся казни преступников. Она осталась до

казни. Кровавое действо, развернувшееся на ее глазах, неприятно поразило Талиану и ввергло в

полуобморочное   состояние.   Одна   из   казнимых   была   ведьмой,   и   против   нее   не   имелось

неопровержимых   улик,   однако   по   личному   распоряжению   Келесайна   ведьме   был   вынесен

смертный приговор. Когда Талиана узнала об этом, она обвинила брата во всех смертных грехах и

во всех страшнейших преступлениях: ее вера, слепленная из фантазий и лживых еретических книг,

получила в этот день последнее подтверждение.

— Ты не видишь того, что вижу я, — сказал ей Келесайн. — На этой женщине — печать

Мастера Леонардо. Творить зло для ее так же естественно, как и дышать. Внешне она ничем не

отличается от обычного человека, но печать порчи, что лежит на ее душе, легко заметит любой из

Обладающих Силой. Эта женщина уже не имеет полной свободой воли: расточение порчи вовне

—   ее   обязанность   и   удовольствие.   Может   быть,   она   еще   не   успела   никого   погубить,   но

обязательно погубит в будущем, если мы ее отпустим.

— Ты не можешь этого доподлинно знать! — Воскликнула Талиана.

—  Волку   свойственно   питаться   мирными   животными,   —   ответил   на   то   Повелитель

Молний. — Рабе Мастера Леонардо — творить черные чары и собирать с людского рода кровавую

жатву.

— Ты даже и не допускаешь того, что можешь хоть в чем-то ошибаться! — С еще большей

яростью выкрикнула девушка.

—  Миледи, — сказал ей принц, стоявший неподалеку. — Ваш брат — святой человек и

посланец небес: он не может ошибаться. К ведьме и так проявлено милосердия больше, чем она

заслуживает: в прежние времена эту ведьму сожгли бы живьем, а в нынешние бросят в огонь

только ее труп.

— И вы полагаете это милосердием? — Спросила Талиана.

— Да, — ответил принц.

Меж тем ведьму подвели к гильотине. Вид ее был жалок и невольно вызывал сочувствие,

кроме того, она была еще очень юна.

— Прекратите же это, наконец! — Закричала Талиана. — Неужели в ваших сердцах нет ни

капли жалости? Посмотрите — она же обычная испуганная девчонка!

— Ты полагаешь, она должна превратиться в чудовище — чтобы всем стало ясно, какова

ее истинная природа и чтобы больше никто не сомневался в справедливости приговора? — С

сарказмом спросил Келесайн и силой увел сестру с площади.

Так   они   впервые   всерьез   поссорились.   Келесайн   горько   сожалел   о   том,   что   допустил

сестру увидеть эту казнь, Талиана же в глаза называла его палачом и отцеубийцей. Он задумал

выдать  ее  замуж,  надеясь,  что  хотя  бы  в замужестве  она  оставит свои фантазии,  но  Талиана,

проведав о его планах, решительно им воспротивилась. Он не стал настаивать, хотя, как старший

брат, по законам той страны, имел на это право. Тогда он предложил ей пожить некоторое время

за стенами храма, надеясь, что реальная жизнь, которую увидит Талиана, немного отрезвит ее, но

через месяц она вернулась обратно.

—  Эти   люди  —   скоты,   —  сказала   она   Келесайну,   —   однако   это  ты   и  тебе   подобные

сделали их такими. Человек — величайшее творение Вселенной, свободнейшее из ее детей, но вы

поставили его на колени и заставили забыть о своем высоком происхождении — чарами, обманом,

страхом из поколения в поколение вы вытравляли из людей все высокое и чистое. К чему теперь

удивляться, что вокруг не осталось никого, кроме жирных обывателей, безжалостных подлецов и

фанатично преданных вам невежд? Легко править стадом, когда любое свободомыслие карается

слугами Света нещадно!

—  Двадцать   лет   назад,   —   ответил   Келесайн.   —   Здесь   царила   анархия.   Никто   не   мог

свободно   путешествовать,   чтобы   не   подвергаться   угрозе   со   стороны   разбойников.   Сеньоры

творили на своих землях все, что им заблагорассудится. Ведьмы наводили порчу, чернокнижники

приносили кровавые жертвы, а крестьяне, собравшись, ловили, как правило, не их — до истинных

чернокнижников им было не добраться — нет, обычно они сжигали всех тех, в ком подозревали

нечто   подобное,   и  как   правило,   это   были   невинные   люди.   Я   смягчил  жестокие   обычаи  этого

королевства и дал людям новые законы, но то, что я сделал — лишь первый камень в фундаменте

нового,   совершенного   общества.   Невозможно   изменить   все   сразу,   и   мгновенно   истребить   все

несправедливости. Я накормил голодных и уничтожил самосуд, но этого мало: чтобы в полной

мере стать людьми, о которых ты говоришь, сначала они должны измениться внутренне, а это

произойдет еще очень и очень нескоро.

— Здание твоего рая построено на крови, — сказала Талиана.

— Ты знаешь иные способы? — Спросил Келесайн.

—  Да, — ответила она, памятуя о всех мудрых книгах, которые прочла — о книгах, где

повествовалось о Любви и Учении.