Андрей Смирнов

факелах, вставленных в металлические скобы, было прозрачно-серого цвета и казалось сделанным

из стекла — это пламя ничего не освещало. Однако и темнота не властвовала здесь: тусклый свет,

источник которого нельзя было определить, равномерно разливался по залу. В дальнем конце зала

высился трон, на котором восседала величественная неподвижная фигура, словно вырезанная из

камня. Это был Бог Мертвых. Мъяонель, не медля, но и не высказывая спешки, направился к нему,

а   неживые   стражи,   окружившие   пришельца   сразу   же   после   его   появления,   сопровождали

Мъяонеля на всем пути к трону.

— Что привело тебя в мой дворец, неборожденный? — С усмешкой спросил Бог Мертвых.

— Тебе надоела земля? Ты решил вступить в мою свиту?

—  Нет, Владыка, — сказал Мъяонель, коротко поклонившись, — полагаю, что я еще не

готов к этому. Я пришел предупредить тебя. Пока ты справедливо вершишь свой суд, по твоему

дворцу бродят воры и берут все, что им приглянется. Вот, например, один из них сейчас находится

в помещении, где хранятся записи о судьбах умерших. Очевидно, он ищет себе какой-нибудь

сувенир   на   память.   Стоит   только   представить,   в   какой   беспорядок   приведет   он   твои   книги   и

свитки...

— Вор?! — Грозно переспросил Бог Мертвых. — Ну, что ж, посмотрим!

И, покинув трон, он отправился в книгохранилище. Мъяонель, пряча улыбку, шел за ним

следом.   Он   не   сомневался,   что   Повелитель   Дорог   до   сих   пор   копается   в   старых   пыльных

фолиантах, ибо Мальрибиус из Эрнами никогда не жил на свете, да и сам городок был разрушен

завоевателями много столетий назад.

Обнаружив чужака, Бог Мертвых сковал его своей властью, ибо в Царстве Теней все было

подвластно ему. Увидев, что юноша обладает немалой магией, Бог Мертвых приблизил его лицо к

своему и приник к губам Повелителя Дорог. Вместе со своим дыханием он влил в пленника и

толику своей магии, подчинив принесенную юношей Силу себе и сделав таким образом из вора

покорного   слугу.   Также   он   дал   юноше   новое   имя   —   Кирульт,   Проводник   Мертвых.   Кирульт

скрежетал зубами, наблюдая, как Мъяонель покидает дворец Бога Мертвых, но не осмеливался

напасть на него в присутствии своего господина. Скорой его мести Мъяонель не опасался, так как

был уверен, что у Владыки Царства Мертвых найдется для нового слуги немало работы.

Вернувшись в Инор Таклед, Мъяонель объявил, что опасность миновала. В городе его

приняли как героя. Царь, правивший в Инор Такледе, пригласил волшебника и его возлюбленную

в свой дворец. Там в честь Мъяонеля был устроен пир, а Сантрис смотрела на своего любимого с

немым восхищением. На вопросы, как ему удалось одолеть Повелителя Дорог, Мъяонель отвечал

только:   "Ничего   сложного:   он   был   глуп.   Нетрудно   было   отправить   его   в   Царство   Мертвых."

Нельзя   сказать,   что   его  ответы   в   чем-то  противоречили   истине,   однако   все,   кто   слышали  их,

полагали,   что   Мъяонель   одолел   Повелителя   Дорог   в   смертельном   колдовском   поединке.   А

Мъяонель молчал, не желая разочаровывать людей, считавших его героем.

И   был  пир.   Вино  лилось   рекой,   изысканные   кушанья,   подаваемые   поварами,   источали

столь   восхитительные   ароматы,   что   могли   бы   пробудить   алчность   даже   у   аскета,   а   пляски

обнаженных темнокожих рабынь завораживали взгляд и отнимали разум. Мъяонель провел время

в беседе с колдунами и вельможами Инор Такледа, а когда наступила ночь, удалился с Сантрис в

отведенные им во дворце покои. Там он подбросил в воздух свой плащ, и, как куполом, закрыл им

всю комнату. Так Мъяонель делал каждую ночь с тех пор, как бежал с Сантрис из Башни Без

Окон, чтобы защититься от чар ее отца, ибо ночью Повелитель Оборотней был особенно силен.

Однако   во   время   пира   он   не   заметил,   что   маленькая   мышь   прогрызла   дыру   в   его   плаще.

Предавшись любви и насладившись друг другом, Мъяонель и Сантрис уснули. Вскоре  в окно

влетела сонная бабочка. Бабочка покружила над лицом Мъяонеля, а затем опустилась на пол, где

превратилась сначала в мышь, потом в кошку, потом в лису, потом в леопарда, а потом обрела

человеческие   черты.   В   эту   минуту   Сантрис   проснулась   и   с   ужасом   узнала   своего   отца.   Она

принялась   трясти   Мъяонеля,   но   тот   не   просыпался,   а   Повелитель   Оборотней   приблизился   к

кровати, угрожая смертью обоим любовникам. Ногти на руках у него вытянулись, грудь раздалась

вширь и вперед, голова приобрела медвежьи очертания.

—  Перестань, — прорычал он дочери, — своего дружка ты все равно не разбудишь. Я

разорву его у тебя на глазах, а потом убью и тебя тоже — что, впрочем, давно следовало сделать.

И тогда Сантрис запела, а Повелитель Оборотней остановился. Надрывая голос, глотая

слезы, Сантрис продолжала петь — в то время как в душе Повелителя Оборотней злоба зверя

боролась   с   разумом   человека.   И   тогда   он   подхватил   свою   дочь   на   руки,   выпрыгнул   в   окно,

поднялся в небо и улетел на запад. Мъяонеля он не тронул.