Андрей Смирнов

— Учитель, отчего нельзя воспользоваться не той магией, что имеем мы, но волшебством,

к которому мы причастны от рождения? Я — не только Навранд, старший ученик твой, но еще я

— человек, и кровь моя — кровь человека. Ходят легенды, что впервые обрел Тарнааль Силу как

защитник людей — отчего бы теперь моему народу не отблагодарить его? Пусть в моей крови —

крови человека — будет закален этот клинок, ты же, мой Лорд, я знаю, не дашь умереть мне от

потери столь большого количества жизненной влаги.

Сказал тогда Келесайн, разрезав себе руку:

— Если бы не Ангел-Страж, все Лорды Эссенлера ныне или погибли бы, или служили бы

Алгарсэну,   и   моя   благодарность   Тарнаалю   —   не   меньше,   чем   благодарность   смертных.   Мы

смешаем   кровь   и   в   полученной   смеси   закалим   клинок   —   если   только   ты,   Навранд,   не

отказываешься стать моим побратимом.

Сказал тогда Навранд Келесайну:

— Это — наивысшая честь для меня.

Приблизился   тогда   к   ним   старейший   из   обитателей   лунного   света   и,   разрезав   себе

предплечье (а кровь его имела жемчужный цвет и была невесома, как воздух) сказал:

— Не откажетесь ли вы, человек и Обладающий Силой, в этом деле от участия третьего,

кто не был рожден женщиной и не создал сам себя, как создают Обладающие, но был сотворен

посредством волшебства? Кровь моя — волшебство, кожа моя — волшебство, волосы мои —

волшебство, слезы мои — волшебство, дыхание мое — волшебство, голос мой — волшебство,

танец мой — волшебство, взгляд мой — волшебство, прикосновение мое — волшебство.

И вот они втроем взяли железный клинок и, смешав свою кровь, закалили тот клинок в

полученной смеси. Но едва лишь закончили они сотворение сего изделия, как ворвался в кузницу

Джордмонд-Законник.

— Что вы творите?! — В ужасе вопросил он их. — От вашего волшебства дрожат столбы

мощи, на которых покоится Эссенлер и меняются записи в Книгах Судьбы, что отведены каждому

из народов.

Когда объяснили ему, что отковали они в этой кузне, воздел Джордмонд к потолку руки

свои, поражаясь их безрассудству.

—  Опасно играть с такими силами, — произнес он. — Непредставима мощь, с которой

соединен этот клинок. Что, если не по злу — нет сомнений у меня в чести Ангела-Стража — но по

невежеству или незнанию будет неверно использовано это оружие? Представляете ли вы себе

последствия такого поступка?

— Что же, — пожал плечами Келесайн. — Это означает всего лишь, что следует наделить

этот меч собственным разумом для того, чтобы он сам мог различать, где добро, а где зло, и не

творить несправедливостей.

—  Клянусь, Келесайн, — вскричал тогда Джордмонд-Законник, — младшая твоя сестра,

увидевшая в подлеце Гасхаале благородного героя, и то умнее тебя! Ни в коем случае нельзя

наделять этот меч собственной волей! Кто тогда сможет укротить его? Ведь он будет сильнее

любого из Обладающих, а люди и демоны будут ложиться под его взмахами, как трава под косой.

Такой клинок будет могущественнее самих богов. Никогда и никому больше не удастся сотворить

ничего подобного, но и одного раза достаточно, чтобы опустели многие Земли. Ты говоришь о

различении добра и зла, Келесайн — каким различением станет он различать нас и какой мерою

мерить: клинок, созданный для битвы, пусть даже и справедливой? Или ты желаешь умереть за

обиду, которую нанес, будучи еще ребенком, одному из своих сотоварищей? Вряд ли привычное

нам течение времени ограничит взор этого клинка.

— Что же нам следует делать? — Спросил Джордмонда старейший из обитателей лунного

света. — Неужели нам теперь придется уничтожить это изделие?

— По крайней мере, нужно сделать так, что бы никогда он не обрел собственного разума и

никогда бы не пробудилась душа, зачатая в нем и затаившаяся до времени, — отвечал Джордмонд.

Тогда высекли они на клинке многие руны, сплетенные особым образом, как советовал

Джордмонд-Законник, и заставили утихнуть могучие силы, бродящие в клинке. Но и без тех сил

меч этот по праву мог считаться наилучшим. Поднес его Келесайн Ангелу-Стражу, как дар, и тот с

благодарностью   принял   сие   оружие,   не   подозревая,   скольких   неудач   и   споров   стоило   его

сотворение.

Сказал Тарнааль Келесайну:

—  Хорош твой дар, и я желал бы в ответ чем-нибудь отдарить тебя. Вот, возьми этот

драгоценный камень — что это было прежде, и каково происхождение этого камня, ты знаешь.

Используй таящуюся в нем Силу по своему усмотрению.

У Алгарсэна меж тем, нашлись ученики и сыновья, которые пожелали отомстить за смерть

Повелителя Драгоценностей. Троих обвиняли они в смерти своего учителя и господина: Зерема,

Ягани и Тарнааля. И вот, вторглись они во владения Повелителя Бестий — потому что не могли

проникнуть в огненное царство Ягани, а Тарнааль не имел владений и никогда подолгу не жил на

одном месте. В то время Зерем еще не закончил восстановление своей цитадели, и нелегка ему

была эта война. Преступив свою гордость, обратился он за помощью к Совету Лордов, но в Совете

немногие высказали желание помочь ему. Наблюдая это, встал Келесайн и сказал:

— Я помогу тебе.