Андрей Смирнов

для того, чтобы стать «невкусной едой», необратимы. Шэ и Тэннак распадались, тело выгнивало

изнутри, и лишь заклятья могли заморозить, приостановить неизбежный распад. Но эта отсрочка

была такой ничтожной, а кошмар слияния с соборной сущностью мертвых колдунов — столь

ясным и неизбежным, что я совсем потерял голову. Даже имел глупость явиться к правителю

Яртальского Княжества, который нанял меня на эту работу и рассказать о своей неудаче. Я

надеялся, что он захочет помочь мне, разошлет гонцов с тем, чтобы пригласить других колдунов, более могущественных и мудрых, которые каким-то чудом сумеют исцелить меня и победить

Тень. Я был дураком. Столь вопиющая глупость граничит с безумием, а уж в последнем-то нет

ничего удивительного. Я полагал в те дни, что извращены, отравлены только мои Шэ и Тэннак —

жизнь и волшебство — а личность не повреждена, сохранена еще в своей целостности. Все было

совсем не так. Келат распадался, и даже быстрее, чем другие части моего естества, но в те, самые

первые дни своей «послежизни» я еще не понимал этого простого факта. Болезнь развивалась во

мне, но пока еще не прорвалась наружу.

Итак, я вернулся в Яртальское Княжество, забыв о том, что людям не свойственно быть

благодарными, а неудачников и вовсе никто не любит. Война с Яалом, едва не поглотившая все

Алмазные Княжества, когда-то прославила меня, и яртальский князь знал об этом — но теперь

предпочел забыть: так было проще. Прошлые заслуги — в прошлом, сказал он мне, а настоящее

положение дел — в настоящем. Ты умираешь, ты бесполезен и слаб. Ты говоришь, Тень отравила

тебя чем-то или ты сам отравил себя — не важно; важно то, что ты не смог выполнить взятых на

себя обязательств и более того — сам стал источником чумы, с которой отправился бороться…

Да, так или примерно так сказал князь — только другими, более обтекаемыми словами, используя

целый каскад иносказаний и поэтических выражений, как требовали того придворные обычаи

Алмазных Княжеств. Меня схватили и бросили за решетку. Я не мог поверить, что все это

происходит со мной, вел себя как душевнобольной, кричал и вырывался из рук стражников,

порывался что-то доказывать. Мир мутился, все распадалось на части, и в этом состоянии я был

принужден объяснять, что же произошло в Бэрверском холме. Неудивительно, что я не справился

с этой задачей…

Первые дни в клетке слились в размытое пятно…

Тюрьмы в наших Княжествах по обыкновению не имеют отдельных камер… Камеры — 

это северная придумка, глупость полнейшая, по моему мнению. За стенами тюремщику не видно,чем занимается заключенный, как же он будет следить за ним?.. У нас — не так: большое 

помещение разделяется железной решеткой на отдельные части, куда и помещают людишек. 

Само собой, в клетки засовывают самых важных персон, прочих, как и везде — в общую яму. Из 

ямы не сбежишь…

Я, Нельбрис Лакри Ламкор, ученик некроманта, знаю об устройстве тюрем не 

понаслышке. Мой отец был тюремщиком в Херпеле, прежде — свободном городе на границе трех

княжеств, а теперь…

Вон отсюда!..

Вон… Знай свое место.

Пролез все-таки. Так, спокойно. Взять себя в руки. Обуздать гнев. Я — Льюис Телмарид.

Не какой-то вшивый Нельбрис, ученик некроманта, неумеха, не сумевший даже добраться до зала

с огнями и выпитый Ночной Тенью в пол-глотка. Льюис Телмарид. Тот, кто ходил путями жизни и

смерти, учился у друидов и бессмертного скайфера ваги, кто командовал тысячей всадников на

27

Сепкразском поле, в той битве, где была сокрушена военная мощь Яала… Я, Я, Я. Не Нельбрис…

не все остальные. Их память — моя, но они — не я. Нельзя забывать об этом.

Никогда нельзя забывать.

Поэтому — пусть сидят на своем месте и помалкивают, пока их не спросят.

Я продолжаю…

Первые дни в клетке слились в размытое пятно. Какое-то безвременье: слова, движения,

чьи-то крики… кажется, меня били… или пытались кормить?.. События слепились в один ком, и

теперь уже не разобрать, что же происходило.

Потом…

Потом наступило прояснение. Я осознал — пока еще очень смутно, интуитивно — что со

мной твориться что-то нехорошее, неправильное. Умирает не только тело, разлагается не только

жизненная сущность, искажается не только волшебство. Поврежден и разум, быть может —

необратимо. Какая-то часть еще может думать, осознавать себя, но другие… Хм. Другие тоже

осознают себя. Каждая из частей по отдельности.

Там, в тюрьме, пока дни текли как песок между пальцев, я пытался обуздать собственное