Андрей Смирнов

безумие. Та часть моего разума, которая и была «настоящим мной», потихоньку оправлялась от

шока, вызванного незавершенным слиянием с Ночной Тенью. Хозяин проснулся в собственном

доме… и увидел, что дом заполнен сумасшедшими и калеками.

В Бервэрском Холме я потерял часть себя, но успел набраться осколков чужих «я». Часть

соборной сущности, волевой «осью» которой являлась сама Тень, была разрушена моим

последним самоубийственным заклятьем. Но поскольку я и сам в этот момент вливался в

объединенное сознание, часть разрушенной сущности прилепилась ко мне, другая — осталась в

сфере ментального притяжения Ночной Тени.

И теперь осколки чужих Келат жили во мне, неполные, поврежденные, полубезумные. И

каждый из осколков желал занять центральное место, утвердить свое «я». Призраки желали

сбежать от собственного небытия.

Я не мог просто подавить их, вышвырнуть вон — мы слишком тесно слились друг с

другом. Не трудно смешать разные краски — но попробуйте затем разделить их!.. Пытаясь

обуздать своих новых «жильцов», я понял, что все эти попытки обречены: они все равно останутся

жить во мне, и более того — постоянная борьба с ними парализует мое собственное «я», займет

все силы разумной души и, в конечном итоге, закроет от меня окружающую действительность.

Жить мне оставалось совсем недолго, и что же — убить последние недели на эту бесплодную

борьбу?..

Я решил, что это не выход. Я хотел жить и совершенно не желал присоединяться к Тени.

Но чтобы изыскать средства противодействовать ей, мне требовалось вернуть себе утраченную

способность здраво рассуждать… хотя бы в какой-то степени.

Я пошел на сделку с призраками, рвавшими на части мой разум. Я дал им долю в себе,

навсегда отказавшись от того себя, каким я себя знал уже несколько десятков лет. Я попытался

собрать разрозненную мозаику чужих сознаний в единое целое. Я притягивал осколки, включал их

в себя и менялся сам. Процесс объединения увенчался успехом лишь отчасти, и не закончен до сих

пор. Они все еще живут во мне, и часто рвутся к узлу воли, желая занять главное место. Но уже не

так яростно, как раньше. По крайней мере, мне удалось освободить какую-то часть разума для

повседневных нужд. За пределами этого маленького очага сознания — хаос и мрак, отчаянье и

смерть. Я чувствую их, словно голодных зверей, раздраженно кружащихся у моего порога. Я не

мог сразу приручить их всех, и не могу до сих пор. Но я пытаюсь. Иногда пряником, иногда —

плетью.

Я собираю человека (забавно говорить о себе в третьем лице, но выглядит это именно так)

не жившего никогда прежде, но обладающего неполной памятью двух десятков самых разных

людей. Я обнаружил, что в мозаике не хватает нескольких деталей, принадлежавших когда-то

Льюису Телмариду. Некоторые события из моего прошлого — белые пятна. Куда делись эти

воспоминания?.. Не знаю. Возможно, утеряны в ходе «сборки» нового человека. Возможно, я

утратил их еще раньше, в момент духовного контакта с Тенью. Часть того колдовского яда, в

который я себя превратил, могла разъесть и мой собственный Келат, так же, как была разъедена и

соборная сущность мертвых колдунов, подвластных демонической бестии. Если верно последнее, то этими, недоступными мне воспоминаниями, сейчас может владеть Тень… Нет, не хочу думать

об этом. Эта мысль отчего-то пугает меня, она как-то особенно омерзительна…

Надо смотреть в будущее, а не думать о том, что потерял в прошлом.

28

Я умер, и не один раз, а много. Умер — и вот теперь рождаюсь заново — но как же

мучительно и ненавистно мне это рождение!

Более-менее разобравшись с самим собой, следовало разобраться со своим окружением.

Для начала — покинуть тюрьму.

Тут обнаружились новые трудности. Вся или почти вся магия, которой я владел прежде,

теперь мне отказала. Тэннак был истощен, колдовские способности — повреждены, сама их

основа — извращена. Чудовищная порция яда, влитая в меня Тенью и еще боле усиленная моим

собственным заклятьем, не только сократила мою жизнь до считанных недель, но и раздавила,

практически уничтожила Тэннак. Я метался по клетке, как пойманный зверь. Я не мог ждать и не

мог вырваться отсюда. И вот тогда-то у меня и обнаружилась одна очень странная способность…

Хоть вага и научил меня красть жизненную силу, я никогда прежде не пользовался этим

умением. Друидское воспитание надежно ограждало от подобных поступков — да и

необходимости в них не возникало. Теперь необходимость появилась, а многое из того, что

прежде определяло поведение Льюиса Телмарида в «новом» Льюисе сошло на нет. Тень

исковеркала меня. Есть ли что-либо на свете, чего я не сделаю для того, чтобы не присоединиться

к соборной душе, собранной Тенью, и оставаться под ее властью, питая собой источник

смертельных болезней столь долгое время, которое живет душа? Не знаю. Не уверен. Наверное, нет.

Моим соседом, сидевшим в соседней клетке, был придворный сановник, осужденный

князем за воровство и растрату. Я был плохим собеседником и больше молчал (иногда — с ревом

и воем метался по клетке) в ответ на его попытки завязать разговор. Потом враждующие друг с