Андрей Смирнов

восприятия. Нужно заглянуть вглубь.

— Сменить внешнее восприятие на внутреннее?

50

— Нет, нет… Так мы ничего не добьемся. Поменяем одну картинку на другую. Вместо

иллюзии, которую создают наши глаза, будем видеть иллюзию, которую создает разум. Будем

жить во снах. Это очень важный момент, и Ямруз предупреждает об опасности.

— И что он предлагает? — Эдрику стало интересно. Как правило, мистики в поисках

выхода из тюрьмы видимого мира, попадали в одну и ту же ловушку. Отвергая видимый мир, они

придавали статус «реального» собственным фантазиям. Обращая взор от внешнего к внутреннему

— они вовсе забывали о внешнем, старались изо всех сил отгородиться от окружающей

реальности.

— Ямруз пишет, что восприятие должно стать… объемным, — Вельнис задумчиво

почесала кончик носа. — Я не совсем понимаю, что он имеет в виду, но образы, которые он

использует, заставляют задуматься. Он говорит: представьте себе сундук. На лицевой стенке одна

картинка. Это наше обычное, «внешнее» восприятие, то, что мы видим глазами. На боковой стенке

другая картинка. Это наш внутренний мир, очень интересный и сложный. Но нет никакой пользы

менять одну картинку на другую. Мы должны видеть не ту или другую стенку, а сундук целиком.

— Так видят мир бессмертные и боги, — заметил Эдрик.

— Да, — Вельнис кивнула. — Разница только в том, что их «сундуки» пусты. Или

заполнены различными предметами, но главного сокровища — анкавалэна — у богов и

бессмертных нет. Оно есть у людей.

— Мало увидеть «сундук», — сказал Эдрик. — «Сундук» заперт на замок, и нужно найти к

нему ключ.

— Хм… — Девушка задумалась. — Ямруз об этом ничего не пишет.

«Если бы писал, я бы заподозрил, что он проходил обучение в Школе», — подумал Эдрик.

— И какой, по-твоему, это ключ? — Вельнис испытывающе посмотрела на собеседника.

— Какой?.. — Эдрик рассмеялся. — Если бы я знал, я бы давно уже открыл «сундук».

Но… ты не забыла, что мы говорим об метафоре Ямруза?

— Ты считаешь, она неверна?

— Метафора — это только метафора.

— Мне думается, она очень хорошо отражает настоящее положение дел… И твои слова

про ключ и замок — тоже.

— Брось. Я всего лишь тебе подыграл.

Некоторое время Вельнис молчала.

— Знаешь, — сказала она затем. — Я думаю, это любовь.

— Что именно?

— Ключ. Ключ, которым открывается замок.

Эдрик пожал плечами с видом «да, может быть…» Камеристка княжны была необычной…

пожалуй, это — самое странное знакомство за всю его жизнь… но она, не смотря на всю свою

наблюдательность, на весь свой ум, на непринужденность и детскую чистоту восприятия — не

смотря на все это, она жила в иллюзорном мире. Как и все остальные люди. Не следовало об этом

забывать. Она говорила глупости, но не следовало ее в них разубеждать. Да он и не сумел бы.

Людям так хочется верить, что законы, которым управляется этот мир, в основе своей благи; что

то, что важно для них самих — доброта, справедливость, любовь — важно и для всей вселенной…

Не стоит лишать их иллюзий.

Поэтому он промолчал.

Но тут…

— Ты не согласен. — Сказала Вельнис. Не задала вопрос, а констатировала факт. — Не

согласен, но не хочешь со мной спорить. Почему?

Эдрик не вздрогнул только потому, что двадцать пять лет обучения в Школе Железного

Листа слишком хорошо научили его контролировать себя. Но внутри что-то сжалось. Она что —

читает его мысли? Это было уже слишком.

— Я не думаю, что смогу тебя переубедить, — признался он. Произнося эти слова,

смотрел ей в глаза. Он больше не видел в ней симпатичную девушку. Видел — противника.

— Попробуй. — Предложила она. Как вызов на поединок.

— Почему — любовь? Это лишь одно из чувств человека. Ничем не лучше ненависти или

печали. Множество людей испытывало это чувство. Ни к какому целостному виденью они не

приходили, «сундука» не открывали. Это — лишь картинка на стенке.

— Нет, — удивленно возразила она. — Любовь это не чувство. То есть, есть и чувство,

которое называют этим словом, но я говорю о другой любви. Настоящая любовь — это отношение

51

воли, ее устремление к чему-либо. Такая любовь может быть совершенно бесстрастной, не

сопровождаться ничем лишним. Когда любовь — это чувство, желаешь, чтобы и другой любил

тебя. Когда любовь — отношение воли, желаешь, чтобы другой был счастлив.

Эдрик задумался.

— Не думаю, — сказал он наконец. — Что воля должна растрачивать себя на отношение к

чему-либо. Или к кому-либо. Это — потеря силы, а не приобретение ее.

— Воля, которая ни к чему не относится — воля, которой нет. Так не бывает. Все любят

что-то. И твои последние слова — про потерю силы — лишний раз это доказывают. Ты не хочешь

любить Другого только потому, что  уже любишь Силу.

— А что любишь ты? — Спросил Эдрик.

— Не скажу, — озорная улыбка заиграла на ее губах. — Разгадай меня.

«Все женщины играют, — подумал Эдрик, разглядывая ее лицо. — Решила поиграть и она.

Что это?.. Кокетство, за которым — желание соблазнить или быть соблазненной?.. Скука? Любовь

с первого взгляда?.. Нет. Что-то другое…» Но он, как ни пытался, не мог увидеть фальши в ее