Андрей Соболь: творческая биография

Раннее разочарование и усталость от жизни:

Изжита жизнь до дна! Назад не воротить
Заносчивых надежд и дерзких упований!
Довольно!.. Догорай неслышно день за днем,
Надломленная жизнь!..

С. Надсон «Весной», 1886. (С.293)

Все прошло навсегда, безвозвратно,
Так довольно же лямку тянуть!
Те часы, что прошли — их обратно,
Никогда, никогда не вернуть!

А. Соболь «Все прошло…», 1904

Души героев переполняют противоречивые чувства: возмущение царящим злом и произволом и осознание собственного бессилия, жажда борьбы и неумение бороться, ощущение высокого предназначения и, в то же время, обреченности. Герои С. Надсона и А. Соболя пополняют плеяду «лишних людей», которые искренне стремятся к тому, «чтобы людям было получше жить на свете, чтобы уничтожилось все, что мешает общему благу», но в то же время «отличаются самым ребяческим, самым полным отсутствием сознания того, к чему они идут и как следует идти»¹⁰, героев, которым просто необходима сильная рука, указующая и зовущая. Отсюда характерный для обоих поэтов образ пророка. Однако мотив ожидания прихода пророка и образ самого пророка в интерпретации А. Соболя существенно отличается от того, что реализуется в стихотворениях Надсона.

У Надсона мы встречаем постоянное ожидание пророка-учителя, сильного человека, который поведет за собой, стряхнет «тяжесть удушья и сна» (247), разгонит «могильный душный мрак сияньем» (359), при этом герою совершенно не важно, чему будет учить его пророк:

О, мне не истина в речах твоих нужна —
Огонь мне нужен в них, горячка исступленья…

«Изнемогает грудь в бесплодном ожиданьи…», 1883–1885; (С.359–360)

Но это бесцельное, пассивное ожидание оказывается у Надсона бесплодным: «Напрасно я ищу могучего пророка…» («Напрасно я ищу…», 1885; С.278–279). Герой А. Соболя обретает своего «пророка», в метафорическом образе которого предстает «народ родной…, изнемогший под игом цепей» («Раскаянье» 1905). А. Соболь рисует своего пророка скорбным старцем, измученным жизнью, непосильным трудом:

Весь в лохмотьях, больной и усталый,
И с поникшею грустно главой,
С грудью еле покрытою, впалой,
И с согбенною трижды спиной…
Очи грустные, скорбные очи,
Тонкий посох в дрожащих руках,
На челе капли крови и пота,
Ноги скованы крепко в цепях.

Однако нельзя назвать его авторской находкой. Этот образ, судя по всему, заимствован из стихотворения С. Фруга «Еврейская мелодия», в котором еврейский народ предстает в облике «седого старика», прошедшего «чрез бездну мук, чрез цепь невзгод»:

И зорок глаз, и крепки ноги,
И посох цел… Народ родной,
Чего ж ты встал среди дороги,
Поник седою головой?¹¹

Тема обретения пророка и возрождения лирического героя становится центральной в стихотворениях «Без названия» («Неслышно, тихими шагами…») и «Раскаянье». Эти стихи — одни из немногих, имеющих точную датировку: первое помечено 4 марта 1905 года, а второе — 24 апреля того же года, что может указывать на их особую роль в творчестве поэта.

В стихотворении «Без названия» герою является скорбный старец, вызывая смятение в его душе:

И вспомнил я свои сомнения
И шаткость прежнего стремленья,
И равнодушие свое
К тому, что верил всей душою,
К чему стремился, что любил —
И жалкий стыд перед собою
Меня всецело охватил.

Но старец призван не столько устыдить и осудить героя за бездействие и молчаливое созерцание бедствий народа, сколько дать ему возможность жить и бороться: