Андрей Столяров

Автобус чуть вздрагивает и вроде бы слегка проседает. Вновь где-то над головой раздается надрывный, железный стон. И тут же — взрыв голосов: «Цепляй его, Сергейко, цепляй!..» — «Да я цепляю, товарищ майор, оно не цепляется!..» — «А ты цепляй, крепче цепляй, едрить твою так!.. Другаль! Слышишь, Другаль?.. Ты там чего, уснул или как?!» — «Дык, закрепляю я, товарищ майор!..» — «Ну закрепляй, закрепляй, не спи!..»

Таким же путем уходит наверх и Вадик Хохлов. Он, к счастью, молчит, лишь посверкивают в темноте яркие, расширенные глаза.

А затем Ефим делает небольшую паузу, переводит дыхание, укрепляется, насколько это возможно, и нарочито спокойным голосом говорит:

— Галочка, теперь давай ты… Просто подтянись немного, чтобы я тебя подхватил…

— Сейчас, Ефим Петрович… Мне только… а-а-а!.. ногу освободить…

Галя медленно ворочается внизу, то ли что-то приподнимает, то ли пытается сдвинуть в сторону, стонет, чувствуется, что ей больно, выпрямляется наконец, протягивает вверх руку. Ефим обхватывает ее за запястье, и тут спинка, в которую он уперся ногой, отламывается, не выдержав груза. Они с треском проседают на метр, Ефим, растопырив локти, удерживается кое-как, чтобы не рухнуть совсем.

Снова стонет железо.

Галя ахает, отшатывается.

— Ну что там у вас?.. — кричит сверху Бекасов. — Погодите!.. Сейчас бросим трос… Сергейко!.. Ну ты, едрить, опять спишь или где?..

— Разматываю, товарищ майор!..

— Ефим!.. Бросаем!..

Падает на плечи веревка толщиной в три пальца. Крепкая, где они только такую достали? Ефим нащупывает ногами опору внизу, отпускает локти, как эквилибрист, балансируя, приседает, оказывается почти на одном уровне с Галей.

У нее на щеках поблескивают дорожки слез.

— Ефим Петрович, я не могу… Ногу заклинило… Вот — ни туда ни сюда… Больно-то как!.. Ефим Петрович, ну ладно… Вы — выбирайтесь сами…

Она всхлипывает.

— Галина! — железным, педагогическим тоном произносит Ефим. — Ты это как? Чтобы я таких глупостев от тебя больше не слышал! — Мельком проскакивает в голове, что это цитата. Боже мой, мне сейчас не хватает только цитат. — Показывай, где у тебя там застряло? Галочка, я все вижу… Ничего страшного… Соберись!.. Давай по команде — и раз!..

Он берется за округлую загогулину, которая придавливает лодыжку.

— Галочка… Ты готова?.. Давай… И — раз!..

От напряжения чуть ли не лопается что-то внутри. Куча железного лома немного приподнимается.

Галя дергается и кричит во весь голос.

— Ну — все, все… Галочка… Все… Видишь, освободились.

Ефим обвязывает ее веревкой под мышками.

— Давай, руками тоже цепляйся… Тащи! — кричит он наверх.

— А вы, Ефим Петрович?

— Я — вместе с тобой…

Трос звонко натягивается. Галя хватается за ножки сидений. Ефим, крепко ее обняв, помогает себе свободной рукой с другой стороны.

Сил у него почти не осталось, и тем не менее сердцем, внутренним тонким чутьем он ощущает, что с каждым новым движением, с каждым рискованным перехватом, с каждым на­тужным рывком они понемногу, пускай по чуть-чуть, но все же становятся ближе и ближе к звездам…

25

Петер как-то странно подергивается, будто через него пропустили электроток, трясет ладонями, чуть изгибается, из горла его вылетает легкий хрип, а затем все тело вытягивается и обмякает — тряпичной безжизненностью.

Сара осторожно опускает его на землю, оттягивает ему веко, машет над ним рукой.

— Все, готов, — сообщает она. И добавляет с досадой: — Предупреждала же всех: не высовывайтесь, мы тут как тараканы на скатерти…

Она права. Позади нас метрах в пятидесяти пылает пакгауз, где хранилось то ли обмундирование, то ли запас стройматериалов. Яркое пламя охватывает его со всех сторон. На этом фоне, конечно, заметно любое движение.

— Жалко мальчишку… Вы знаете, это кто? Петер ван Брюгманс, сын вашей мадам… Очень хотел посмотреть на арконцев. Вот мадам ван Брюгманс его и пристроила…

— Ну она скорей не наша, а ваша, — чисто механически отвечаю я.

Для меня это полная неожиданность. Петер был одним из тех двух охранников, что дежурили при входе в медблок. Первый из них, по словам Сары, погиб сразу же, как только вспыхнула перестрелка, а второго, Петера то есть, она все же успела задернуть внутрь. Я против воли вижу помятое лицо Хаймы ван Брюгманс. Желтоватое тесто его вдруг размякает, сползает крупными каплями, под ним проступает влажная серая плоть, собранная в морщины.

Так, наверное, выглядит смерть.

— Возьми его автомат, — говорит Сара. — И вот тебе запасной рожок. Стрелять умеешь?

— Только в теории…

Сара усмехается:

— Ну вот… А еще говорят, что русские жаждут захватить весь мир.

— Кто говорит?

— Эти… политики…

— А-а-а… — Я слабо отмахиваюсь, на большее меня не хватает.

Андрон Лавенков чуть-чуть подтягивается на локтях.

— Давай покажу. Вот это предохранитель. Нет-нет, не трогай пока, пусть так и стоит. Вообще, не наводи на меня!.. А вот тут нажимаешь, отламываешь магазин, вставляешь новый… Видишь — все просто…

— Откуда ты знаешь?

— Так ведь — два года служил…

— Ты служил в армии? — Для меня это новость.

Андрон кривит губы: