Андрей Столяров

У меня, вероятно, после арконской реабилитации, какое-то слегка искаженное, цветное восприятие мира. Своего рода ментальная синестезия. Охарактеризовать ее можно следующим образом: черное с огненными разрывами, которые гаснут, истекая багровыми струями. Словно то здесь, то там лопаются пу­зырьки красных чернил. И мне кажется, что в этом, точно в кап­ле воды, отражается сейчас весь наш мир: всюду горит, везде стреляют, везде гибнут люди, везде содрогается от мучительных конвульсий земля. Кто мог бы предвидеть это весной? Ведь жда­ли от прибытия арконцев огром­ного праздника, ждали, что рас­пахнется теперь дверь в таинственную Вселенную, что уже зав­тра, ну, может быть, послезавтра, пронзят ее трассы построен­ных нами могучих косми­ческих кораблей, что мы сами чудесно преоб­разимся, что звезды и галактики примут нас к себе как долгожданных гос­тей. Си­яла заря ярких надежд. И вот во что это все преврати­лось буквально за три месяца. Ну почему, по­чему у нас всегда именно так? Я смутно помню — был еще мо­лодой, но потом, уже в зрелом возрасте, много об этом читал — что точно такое же празд­ничное настроение воцарилось у нас в стране во времена перестройки: рухнула стена, разделявшая Запад и СССР, прези­денты двух великих держав провели историческую встречу в Рейкьявике, казалось тогда, что — все, идеологического про­тивостояния больше нет, началась эпоха доверия, отныне мы будем дружить и с Америкой, и с Европой, будем сотрудничать, рука об руку, вместе построим новый прекрасный мир, мечту чело­вечества — мир без ненависти и вражды. Сколько тогда было надежд! Какие вдохновенные речи звучали в эфире! А потом словно щелкнуло что-то в небе, свет надежды померк, время переломилось, войска НАТО двинулись к границам России, праздник закончился.

То же самое и сейчас.

Лавенков тяжело вздыхает и с трудом выдавливает из себя:

— Еще таблетку не дашь?

Сара пару мгновений колеблется, но все-таки достает из кармашка крохотный тюбик и выщелкивает оттуда зеленоватую гранулу.

Андрон жадно ловит ее спекшимися губами.

Поворачивает лицо ко мне:

— Пить хочется, а нельзя… Знаешь, я ведь два дня назад послал запрос на арконскую визу. Тихонечко так, слова никому не сказал. И получил ответ: «К сожалению, мы не можем предоставить вам статус добровольного переселенца. Ваша профессиональная принадлежность не соответствует тем требованиям, которые мы предъявляем»… Ну и так далее… — Он пытается усмех­нуться, высвечивается между губ кромка зубов. — Вишь ты… «к сожалению»… «не соответствует»… Научились таки у нас канцелярскому языку… Но самое интересное тут вот что: по слухам… из коридоров… президент наш вроде бы тоже визу запрашивал и тоже — согласия не получил.

— Он что, действительно собирался на Терру? — Я, честно говоря, изумлен.

— В том-то и дело, что нет. — Андрон снова кривит губы в усмешке. — Зачем это ему? А вдруг на Терре его президентом не изберут? Нет, он рассчитывал, что на ближайшей пресс-конфе­ренции он эту визу предъявит журналистам, телевизионщикам и перед мониторами так это — эффектно ее порвет. Дескать, я остаюсь со своим народом, со своей великой страной! Повысит рейтинг. И вдруг — полный облом. Оказывается, он Новой Земле не нужен… Какой удар по амбициям!.. Снял после этого, к черту, своего пресс-секре­таря. Видимо, его идея была… Кстати, опять же по слухам, аме­риканский президент тоже визу не получил. И ни один европейский политик. А то, что Рене Маркон заявил, что он на Терру не полетит, так ведь ему никто и не предлагал…

Говорить Лавенкову трудно. После каждой фразы просачивается у него из горла мокрый, надсадный хрип, сопровождающийся иногда слабым бульканьем.

— Ты бы отдохнул, — советую я.

— Спасибо… Уже отдыхаю… От всего… Честно говоря… Илья… я ведь рассчитывал на тебя… Рассчитывал… что ты замолвишь за меня словечко перед арконцами… Они ведь тебя послушают… Ты Виллему жизнь спас… Кстати, как они относятся ко всему этому?.. Так и будут спокойно смотреть, как нас убивают одного за другим?..

Я чувствую, как напрягается Сара. Мы с Андроном, разумеется, говорим между собой по-русски, но есть у меня сильное подозрение, что она понимает русский язык. Что, впрочем, естественно для работающего с россиянином спецагента ЦРУ.

Ладно, пусть понимает.

В конце концов мы ничего особенного не говорим.

Я смотрю туда же, куда и Андрон — в сторону арконского Купола. Кластер прожекторов, направленных на него, освещает пустое пространство вокруг защитного поля. Оно, как обычно, равнодушно мерцает, и это его равнодушие — само по себе дает ответ на вопрос.

— Арконцы не вмешиваются в дела Земли, — казенным голосом объясняю я. — По их мнению, то, что сейчас происходит, — наши внутренние дела.