Андрей Столяров

Об операции «Бонобо» в прессу не просочилось ни слова. Редкий случай, когда действия подобных масштабов, да еще проведенные спецслужбами сразу трех стран, удалось укутать такой завесой секретности. Конечно, через определенное время что-то все же всплывет: какие-нибудь слухи, какие-нибудь намеки, какой-нибудь конспирологический бред, как известно, полной секретности не бывает. Но я бы на это не очень рас­считывал. Мне кажется, что в данном случае правда погребена так глубоко, что на поверхность пробьется разве что ее иска­женное эхо, слабенькие фантомы, которые тут же рассеются в сполохах фейковых новостей.

Сам я ничего предпринимать не собираюсь. И дело тут даже не в том, что у меня нет никаких доказательств. В конце концов, если пресса возьмется за это по-настоящему, то доказательст­ва она мо­жет и раскопать. Примером тому — известный «Уотергейт». Тут важен первый толчок. Но я вообще не уверен, что нуж­но про­изводить раскопки. В конце концов у каждого челове­ка суще­ствуют в жизни минуты, при воспоминании о которых глаза жжет едкий стыд. То же самое и со всем человечеством. И хоть считается, что стыд — это психологически деятельный сигнал, который побуждает человека к стремлению улучшить себя, но, будоража демонов подсознания, мы рискуем получить острый приступ шизофрении.

Есть многое, о чем лучше не знать.

И тем не менее помнить об этом следует. Такой вот философский и психологический парадокс.

Так или иначе, но операция «Бонобо» завершилась успехом. Арконцы покинули Землю, и неизвестно, придут ли они когда-ни­будь к нам еще раз. Властители мира, теневые и явные, могут теперь спокойно вздохнуть. Ситуация в мире вроде бы постепенно нормализуется. И если я пишу сейчас эти строки, то лишь в надеж­де, что они будут иметь значение в каком-нибудь отдаленном, неясном будущем.

Все-таки ничто не должно исчезать бесследно.

Ничто не должно распадаться до пыли энтропийного небытия.

Сохранено должно быть каждое слово.

Усвоен должен быть каждый горький урок.

Иначе небеса над нами так и будут пусты, и во мраке, царящем меж звезд, мы никогда не услышим голос, окликающий нас по имени.

31

Конвой прибывает утром, за несколько минут до восьми. Для нас это полная неожиданность, поскольку в рабочем графике отправлений он не указан. Я в это время нахожусь под Куполом, в помещении Станции, где мы с Виллемом ведем беспорядочную дискуссию о том, как можно было бы все же спасти мир Земли. Длится она уже почти шесть часов, примерно с двух ночи, когда я сюда нагрянул, мы оба вы­мотаны, но, как ни странно, я с ног пока не валюсь. После интенсивной ревитализации в сар­кофаге сил у меня больше, чем я способен ис­тратить при самой напряженной ра­боте. Так что я пока еще от­носительно бодр. Гораздо труднее приходится Виллему. На него, как он объ­ясняет, давит атмосфера земных страданий, не­пре­рыв­ный и мощ­ный фон негативных эмоций. Они его хронически от­рав­ля­ют, обессиливают, не помогает никакая экранировка. А усугубляется это еще и острым сен­сорным голодом, который то­же чувствуется непре­рыв­но. Экипаж арконского корабля — сто человек, со все­ми ними Виллем поддерживает постоянную мен­тальную связь, однако это ничтожно мало по сравнению с громадным чувствен­но-мыслительным полем всей арконской цивилизации.

— Нас как будто посадили на хлеб и воду, — говорит он. — На черствый хлеб и на три глотка воды в день. Пока не смертельно, но постепенно развивается своего рода али­ментарная дистрофия. Купировать ее мы не можем.

Виллем не жалуется, он просто извещает меня об этом. Выглядит он и в самом деле неважно: морщины на коже, сероватые мешки под глазами, щеки обвисли, губы, наоборот, стянуты в слюдяной пленчатый блеск, на узких четырехпалых ладонях проступают костяшки суставов. Он даже дышит с очевидным усилием: медленный вдох и после секундной задержки такой же медленный выдох.

Мне его, честное слово, жаль. Тем не менее, по инерции про­должая дискуссию, я замечаю, что до сих пор мы, пусть пло­хо, но все же как-то существовали — балансировали, конечно, на грани обвала, но не переступили еще эту грань. Именно прибытие звездолета арконцев нарушило данный баланс. Ну а приглаше­ние переселяться на Терру вообще послужило детонатором пертурбаций, искрой, от которой вспыхнуло пламя: земной мир на­чал необратимо превращаться в кошмар.