Андрей Столяров

Интересно, что именно в эти дни я вдруг ни с того ни с сего подал наверх еще одну аналитическую записку, где изложил свой электоральный прогноз. Хотя почему — ни с того ни с сего? Я все-таки работал в администрации президента от демократи­ческой партии (за которую, между прочим, голосовал еще со сту­денческих лет) и считал своей должностной обязанностью об­ратить внимание моих партийных коллег на совершаемые ими ошибки. В записке я прямо сказал, что как бы парадоксально ни выглядел такой вариант, но Рональд Гамб может победить мадам Бентон на выборах. Конечно, мадам Бентон выглядит гораздо се­рь­езней, чем мистер Гамб (по крайней мере, такой образ ее до­минирует в медийной среде), конечно, она имеет несомнен­ный опыт работы в пра­вительстве (государственным секрета­рем) и уверенно, со знанием дела об­суждает целый ряд самых острых про­блем. Вообще женщина во главе великой державы — актуальный вопрос. Вместе с тем здесь наличествует ряд труд­ностей, которые могут быстро вырасти до серьезных угроз. Во-первых, уверен­ность мадам Бентон часто, особенно на экране, пре­вращается в самоуверенность: небожитель снисходит до обыч­ных людей, объясняя, как им следует жить. Это от нее многих отталкивает. А во-вторых, мадам Бен­тон представляет собой хорошо известное прошлое, которое этим обычным людям ничего особенного не принесло, в то время как Рональд Гамб, при всех его очевидных загибах, при всей его клоунаде, которая сотрясает политические круги, оли­це­творяет собой некое будущее, скажем прямо: не очень определенное, но, возможно, именно потому предвеща­ющее позитивный по­тен­циал. Мадам Бентон лишь по­учает американцев, а мистер Гамб при­зывает их действовать. Мадам Бентон снисходи­тельно обсуждает проблемы, а мистер Гамб намерен эти про­блемы ре­шить. В общем, я полагал, что «молчаливый электорат», те про­стые белые американцы, кото­рые и представляют собой костяк страны и которые устали от бесконечного круговорота од­них и тех же политических лиц, могут ощутимо изменить электоральный ландшафт и своим протестным голосованием опро­вергнуть все социологические расчеты.

По слухам, мадам Бентон, прочтя мой анализ, лишь скривилась, фыркнула: «Полный бред!» — и демонстративно его отбросила так, что страницы веером разлетелись по полу. Разрыв между ней и мистером Гамбом составлял целых одиннадцать пунктов, и мадам Бентон казалось, что победа уже у нее в кармане.

Тем не менее записка моя имела важное следствие. Примерно через неделю после этого высокомерного фырканья мне позвонил Гленн Осковиц, который опять откуда-то прилетел, и, бодрым голосом напомнив, что приближается юбилей нашего с ним знакомства: двадцать лет — это тебе не хрен знает что, предложил встретиться дня через три, чтобы обсудить детали. В действительности это означало, что он будет ждать меня сегодня, в три часа дня, в небольшом кафе на северной окраине Ва­шингтона. Это был наш шифр, о котором мы условились, когда я только-только пришел в Белый дом. И, пом­нится, я тогда в оче­редной раз подумал, что все-таки в каком шизофреническом мире нам приходится жить: двое взрослых людей, старых приятелей, вместе работающих, видящихся чуть ли не каждый день, должны вести себя как агенты спецслужб, чтобы скрыть встречу от своих же коллег.

Вот тогда Гленн и сделал мне предложение. Он сразу же объяснил, что моя аналитическая записка попала на глаза мистеру Гамбу (не надо щуриться, предупредил он, не моя это работа, «кротов», как ты понимаешь, хватает с обеих сторон). Мистер Гамб прочел ее с большим интересом и теперь хотел бы видеть тебя в своей новой администрации, статус примерно тот же — советник-эксперт.

— Он так уверен, что победит? — спросил я.

— Тут дело в другом, — неторопливо ответил Гленн. — Он обязательно победит, не в этот, так в следующий раз. Кстати, я свое согласие на аналогичное предложение уже дал. Просто там все мертвое, — он кивнул в сторону, где невидимый за деревьями парка расположен был Белый дом, — а здесь все же что-то живое… И, ты знаешь, мне кажется, что Гамб действительно победит. Есть у меня такое прогностическое предчувствие. Он побе­дит вопреки всему…

Я отчетливо помню этот наш разговор. День был солнечный, полный неожиданного для осени, ясного, расслабляющего тепла. Неподалеку был пруд, две крапчатые утки поспешно пересекали его, оставляя за собой, как корабли, длинные водяные усы. С противоположного берега им бросали хлеб трое жизнерадостных малышей.

Я представил себе лисью физиономию мадам Бентон и слабо кивнул.

— Ну отлично! — тут же воскликнул Гленн. Выпрямился, будто сбросив с плеч тяжкий груз. — Значит, снова будем работать вместе. Главное, что я могу доверять тебе, а ты — мне…

Он даже слегка поаплодировал мне.

А обе утки вдруг поднялись, резко хлопая крыльями, и через пару секунд плюхнулись в воду неподалеку от нас, подняв тучу брызг.

14