Анекдот

Гейл плюхнулся в траву и тут же вытянул стебель ближайшей метелки попробовать белесый кончик на вкус — горько. Вайз бросил рядом свой мешок с утяжелителями, пристроился на нем лопатками и уставился в небо, где бледные луны Цереуса начали свое движение. Остальные последовали их примеру, это уже было на автомате — отдыхать при каждом удобном случае, потому что в следующую минуту всех могли поднять в новый марш-бросок.

Старый ангар, служивший ориентиром, снаружи по самую крышу зарос рыжими колосьями, дверь давно отвалилась, и нутро железной бочки выглядело угрожающе-темным и неизвестно кем обитаемым. Внутрь никто не пошел. Лаудер, который по странной прихоти совершал этот переход вместе с ними, не озвучив никакой команды просто привалился спиной к огромному камню, торчавшему из травы древним символом перепутья. Мокрый Вайз посмотрел на него подозрительно — почему только они сопят как носороги, вес-то у всех одинаковый был в нагрузке. Или нет? Спросить, разумеется, было нельзя.

Теневая сторона валуна сливалась с черной одеждой Лаудера, и если бы не лицо, то он пропал бы из виду совсем. Держа дистанцию, курсанты расположились на приличном расстоянии от камня так, чтобы не пропустить знак, если Лаудер их позовет, но чтобы он не слышал их разговоров. Местные цикады орали как сумасшедшие, однако стоило издать какой-то звук, как стрекот мгновенно умолкал, и тишина держалась еще несколько секунд.

— Слышь, Котяра, скажи странно как-то, — заметил Мартинес, перекатываясь на живот и вглядываясь в траву. — Они так на любой звук реагируют или только на слова?

— Проверь, — лениво посоветовал Вайз.

Мартинес подумал и вдруг громко зааплодировал невидимым певцам. Треск даже не подумал прекращаться, напротив, стал гуще и как-то басовитее, словно в хор вступили особи, до того спавшие и разбуженные хлопками.

— Не реагируют, — разочарованно сказал он.

После этих его слов опять наступила звенящая тишина. Мартинес подтянул свой мешок под грудь, навалился на него и руками раздвинул стебли в поисках насекомых.

— Может, они нас понимают? — предположил он. — Или пытаются понять, потому и прислушиваются именно к словам? Словарь составляют?

— У них мозга нет, — усмехнулся Креббер. — Чем им понимать нас?

— Чем-нибудь другим, внутренними органами какими-нибудь, — не сдался Мартинес. — Я вот слышал историю про человека, который всю жизнь прожил, женился и даже детей завел, а потом умер, и оказалось, что у него вместо мозга вода была, от рождения такая фигня, забыл слово.

— Гидроцефалия, — машинально подсказал Грегори. — Она не весь мозг, наверное, поразила. Какой-то участок оставался целым и скомпенсировал недостачу.

Мартинес про это ничего не знал, но спорить не стал, потому что углядел добычу. Он замер, сделал рукой быстрый выпад, схватил одну из цикад в ладонь и быстро произнес над кулаком: «Раз-раз-раз». Вместо того чтобы затихнуть, насекомое низко и истерично заурчало, делая попытки выбраться и щекоча кожу своими крыльями.

— Тупая, — констатировал Мартинес, отбрасывая цикаду в траву. — И безмозглая.

— Вот так и не проходят великий фильтр, — философски заметил Креббер.

— Какой фильтр?

— Препятствующий переходу цивилизации на новый уровень. Непреодолимая преграда в развитии. Поэтому люди до сих пор и одиноки во вселенной.

— Совсем не факт, что одиноки, — возразил Джонсон. – Просто мы в одном куске галактики, а другие люди могут быть в другом. Туда ведь даже на варпе не доберешься.

В качестве доказательства он отбросил из пада в воздух спираль галактики с указанием текущего местонахождения обладателя устройства красной точкой — модное приложение, широко рекламируемое производителем только этой модели. Утверждалось, что позиционирование абсолютно точное. Несколько секунд все смотрели на трехмерное вращение картинки, и даже Гейл оторвался от поиска ягод среди листьев, напоминавших земляничные.

Галактика внушала уважение своими размерами по сравнению с маленькой точкой, обозначавшей Цереус, хотя обозначай она персонально Джонсона, ничего бы не изменилось.

— Да все может быть, — неохотно признал Креббер. — Тут вообще кому как нравится думать. Одни считают, что мы для других разумных что-то вроде этих цикад, недоразвитые, другие – что те разумные еще не догнали нас от уровня австралопитеков, третьи – что они вообще ни с кем не хотят общаться, потому что боятся инфекций или войны, а может, просто смысла не видят. Парадокс Ферми.

— Лично мне нравится думать, что они умнее нас, — заявил Гейл, рассмотрев и отправив в рот белую ягоду. — И когда-нибудь поделятся с нами опережающими техническими возможностями.

— Скорее, у тебя опыт переймут, — гоготнул Стюарт. — Жрать что попало без поноса.

Гейл бросил в него репейник, но тот не долетел и попал в голову ни в чем не повинному Такэде. Общей возни не случилось только потому, что все устали и тащиться обратно в лагерь пешком в наказание за свалку никому не хотелось. Такэда просто вытащил колючку из волос и забросил ее далеко в траву.