Анекдоты из пушкинских времен

Петенька мог бы ответить, что смотрит на руки, глаза, губы Зизи, но промолчал. Он помнил, что ему необходимо раздобыть ее очки. Ему самому неудержимо захотелось увидеть ее в очках. Очки были его последней надеждой. Вот увидит ее в очках — мартышкиных очках (он знал наизусть эту смешную басню), и все пройдет. Наваждение пройдет. И он, как все, поймет, что она «слишком чернява».

— А, вам наговорили…

Она усмехнулась, наморщив нос, вынула из кармана белой холщовой юбки что-то невесомое и показалась ему в двух круглых окулярах, прикрепленных к маленьким ушам медной проволочкой. В ушах краснели кораллы. И на шее коралловая нить.

— Взгляните! В Вене они никого не удивляют. А тут от меня Дуняша шарахается.

Он зажмурился, точно она сбросила юбку, потом быстро взглянул и отвел глаза.

— Дайте-ка мне.

— Вам-то зачем?

— Прошу Вас, дайте!

Она протянула ему свои окуляры. Он надел и увидел весь мир в мельчайших подробностях. Телескоп был кое-где запылен. По столику ползла муха. Очки Зизи ему подошли, но Петенька не решался взглянуть в них на нее. Ему не нужны были складочки, морщинки. Он боялся увидеть ее другой, не такой, какой уже знал и какой она ему понравилась. Ему, в сущности, не мешало, что он близорук.

— Вы читаете в очках газеты?

— Газеты? Опять какие-то сплетни, да? Я пытаюсь переводить. Тут у меня томик Гете. — Она откуда-то извлекла большой зеленоватый фолиант, который Петенька сразу узнал. Он сам переводил Гете по этому изданию, еще прижизненному, с золоченым обрезом. Это было так, словно он внезапно узнал о своем с ней родстве.

Горные пики дремлют в ночи.
Дол среброликий речкой журчит.

Зизи нарочито бесстрастно прочла стихи и захлопнула толстенный том.

— Не хватает таланта, понимаете?! Тут гений нужен, ну, как Пушкин!

— Струговщиков Сашура не гений, а переводит. Мы с ним приятельствовали, когда я еще служил. Я тоже, знаете, переводил это стихотворение. Но у вас вышло лучше. Звонче. Горные пики… И вот это — «среброликий». Мне нравится.

Петенька проваливался в какую-то бездну и жаждал провалиться, чтобы уж никакой Ртищев его не вытащил.

— Могу я к вам прийти…через несколько дней?

— Хоть завтра. Тут так скучно.

— Завтра можно? (Петенька с трудом сдерживал радость). Но что скажут ваши родители? Мне следует им представиться.

— Не следует! Не нужно никаких родителей! Вы не курите?

Зизи деловито вытащила из ящика стола ажурную сумочку, извлекла из нее две длинные, точно бамбуковые, палочки, поднесла к горящей на столике свече и одну из них протянула Петеньке.

— Понюхайте, как хорошо пахнет. Очень, очень приятно. Говорят, этим ароматом освежают покои в шахских гаремах. Страшно люблю всякие экзотические запахи. Нравится?

Петенька не мог не признаться, что нравится. Чуть сладковато, но для гарема, должно быть, в самый раз.

— Мне привозит один арап из Туниса. Приятель отца. А я его за это…

— А вы его за это… (Сердце у Петеньки упало).

— Угощаю московским мороженым. Знаете, тем, что с морковной начинкой. Ему почему-то нравится с морковной.

Петенька рассмеялся гораздо громче, чем смеялся обычно.

— Вернемтесь?

Она стала проворно спускаться с лесенки, высоко поднимая холщовую юбку. Он за ней. Спустившись, оба потоптались в нерешительности на лужайке перед домом.

— Простите, что я так вторгся… А вы без горничной… Самые серьезные…Серьезные намерения…

Прежде Петенька так запинался, лишь находясь в сильном подпитии. Вероятно, восточное курение на него подействовало.

Зизи потянулась с ним распрощаться на венский манер, но он ее опередил, с горячностью схватив обе руки, и стал целовать поочередно то левую, то правую. Кажется, слишком долго.

Коляска с верным Антоном поджидала его у дома купца Колыванова.

— Завтра ждите!

В полуобморочном состоянии, в расслаблении всех чувств, с идиотской улыбкой на румяном лице Петенька был доставлен в ампирный особняк князей Долгоруких, что в Козицком. Но выскочил он из коляски весьма резво, громко позвал слугу, заставив зажечь в гостиной все светильники, срочно вызвал туда родителей и объявил им мрачным тоном, что собирается жениться. Завтра. Или послезавтра. Словом, в ближайшие дни.

Мать пришла в ужас. Отец, отставной генерал, повеселел и покрутил усы.

— И на ком это, мой свет, ты решил жениться? Вероятно, есть особые причины для подобной поспешности?

Княгиня Екатерина любила во всем основательность. Вот и Петеньку она уже много раз сводила на балах с дочерьми своих приятельниц. Да все без толку.

Отец любовался сыном. Лицом в мать, а горячкой души, пылкостью состава в Долгоруких.

Наконец прозвучало имя — Зизи Крюгер. Тут даже храбрый генерал призадумался. Мать из хорошего рода, но дочка чернява, слишком чернява. Смутное что-то в крови, в роду. Петр, не следует ли подумать?

— Одуматься, — поправила мать.