Минут двадцать я провалялся на лавке, мысли бегали по кругу, не находя ответов на вопросы, как внезапно в моей голове зазвучала слегка насмешливая тихая речь Василисы:
– Эй, Ромео, ты собираешься подключаться к заклинанию или в знак протеста решил вообще самоустраниться?
Ещё чего, не дождётесь, подумал я, стараясь не перейти на тихую речь, возвращение молодости и красоты – самое лучшее на свете волшебство, всё брошу, а стану его осваивать в совершенстве! Постарался представить Анфису и тут же увидел перед собой трёхмерное изображение её восковой фигурки, плавающей в тёплом бассейне. В этот раз решил не выжидать и не приноравливаться, а сразу взять инициативу в свои руки:
– Ты знаешь, я бы тут оставил, а здесь всё убрал.
– Это всё оставить? – возмутилась Василиса. – Да это же верх пошлости!
– Да? А мне нравится.
– Ну у тебя и вкусы.
– Хорошо, не всё, но кое‑что оставим. Посмотришь, получится красиво, я гарантирую!
– Это ты называешь немного? Торгуешься, как прохиндей с рынка!
– Не отвлекайся. Талию, я думаю, мы сделаем вот так. А насчёт продавца я подумаю, с моими‑то новыми способностями из меня знатный торгаш получится! Надо же мне чем‑то на жизнь зарабатывать, когда война закончится?
– Ты мне зубы не заговаривай, смотри, что творишь! Где, по‑твоему, её внутренние органы смогут разместиться?
– Какие ещё органы?
– Кишечник, двенадцатиперстная кишка, мочевой пузырь.
– Фу! Опять ты, как баба Вера, рассуждаешь грубо и материалистически, никакой романтики и поэзии. Вспомни, что писал Мандельштам, описывая женщину: «Немного белого вина, немного солнечного мая, и, тоненький бисквит ломая, тончайших пальцев белизна!»
– Охренел? Пальцы не трогай, только кожу и чуть‑чуть мышцы, а то всю мелкую моторику придётся заново вырабатывать!
– Ой, ребята, – внезапно подала голос Анфиса. – Как же интересно слушать, как вы меня по косточкам и сухожилиям обсуждаете! У меня от этого аж мурашки по коже.
– Анфиса, молчи, расслабься и пупырышки спрячь! – рявкнула Василиса. – А то ты так и получишься у нас – с перманентными мурашками по всему телу!
– Все, молчу! Хотя кожа в пупырышках – очень оригинально. Я бы даже согласилась так походить некоторое время, с условием, что вы меня потом переделаете.
Когда подошёл черёд травяных настоев, кадочек и маленьких веничков, Василиса меня отключила, и мне ничего не оставалось делать, как ложиться спать. К моему удивлению, все мои тревоги и подозрения рассеялись сами собой, прекрасное настроение и чувство качественно выполненной работы переполняли меня, словно приглашая после трудов праведных предаться крепкому сну. Наверное, Василиса права, из меня получится прекрасный богатырь, не хуже Ильи Муромца, потому как спать люблю – хлебом не корми!
Проснулся я поздно, вернее сказать, меня разбудила Василиса, взяла и вот так посреди сна высказала вслух едкое замечание:
– Нет, в этот раз мы явно не доработали, местами до мышц целый сантиметр жира остался, а то и больше! Ты уж извини, самая настоящая халтура получилась, баба Вера меня бы хворостиной за такую работу отходила!
Я повернулся на бок и возле зеркала увидел Анфису, она стояла и внимательно рассматривала результаты нашей работы. От меня почти всё закрывали её новые волнистые длинные волосы, и лишь солнце просвечивало общие контуры. А вот реакция на отражение в зеркале у неё оказалась намного более бурная, чем в прошлый раз:
– Ух ты! Я о таком и мечтать даже не смела! Просто высший класс! И ни капельки не халтура – всё прямо‑таки идеально! Это самая лучшая волшебная работа из тех, что мне видеть доводилось!
– Нет, где ты держишься, там полновато, – не согласилась Василиса, – по мне бы следовало чуточку подубрать.
– Да ты что, подружка! – воскликнула Анфиса. – Этот изгиб придаёт такой шик фигуре! Восхитительно! У меня слов нет! Мужики про такое говорят: есть за что подержаться. А тут за всё можно! Сама бы так держалась и не отпускала. Ты просто превзошла саму себя!
– Это больше Сашина инициатива, я бы сделала более спортивные и сдержанные формы.
– Восхитительное тело! Как же я вам благодарна!
Анфиса истошно завизжала и прыгнула к нам на лавку. Я еле успел увернуться от благодарного поцелуя, ведь в этот раз её тело в семьдесят килограмм живого веса явно не уложилось. Тут наверняка получились все семьдесят пять, а то и восемьдесят, но это не страшно, ведь и ростом Анфиса стала чуть повыше. А уж формы, с моей точки зрения, получились просто восхитительными – совершенство гипербол, парабол и эллипсов зашкаливало.
Не поймав меня, Анфиса бросилась целовать и обнимать Василису:
– Подруженька моя милая! Спасибо тебе! Я твоя вечная должница! Я для тебя всё‑всё сделаю! Скажи мне хоть слово, и я не задумываясь с обрыва для тебя прыгну.
– Нет уж, – ответила Василиса, – твоё новое тело – это наша совместная с Сашей авторская работа, ты его береги и ни с каких обрывов не прыгай!
Внезапно Анфиса опять переключилась на меня, и град поцелуев посыпался на моё лицо:
– Сашенька! Спасибо тебе! Даже не представляла, что из такой дурнушки, как я, можно сотворить подобную красоту! Ты чудо!