Ангар

А я тем временем рассматривал этого легендарного драколога, о котором даже в современной «Книге о магических животных» раз сто упоминалось в соответствующей главе. Как и говорила мама, на левой руке отсутствовал большой палец, над локтём бугрилась кожа от старого ожога, а на ладони правой руки подсыхала глубокая, уже покрывающаяся корочкой царапина. Создалось впечатление, что руки у него страдали от опасных зверюшек чаще остальных частей тела. Наверное, человеческие конечности кажутся драконам наиболее аппетитными.

Чарли жил в маленьком аккуратном коттедже, светлом и прибранном. В центре ухоженной комнатки, которая, похоже, была одновременно и столовой, и гостиной, и кабинетом, стоял широкий деревянный стол, заваленный свитками, блокнотными листами и прочей ценной макулатурой. Стены, отделанные светлым деревом, были завешаны схемами строения разных пород драконов, фотографиями с полевых работ, кое–где встречались прикреплённые на видном месте бумажки–напоминания. Моё внимание незамедлительно приковала к себе удивительная штуковина, висящая между схематическим рисунком огнерога китайского и пухлым старым компасом, — тёмно–бурая, немного выгнутая пластина, напоминающая круглый гоблинский щит первой эпохи. Чарли, заметив, как я увлечённо ковыряю ногтём пластину, пытаясь определить, из какого материала она сделана, спросил:

— Догадываешься, что это?

— По форме чешуйку напоминает.

— Это чешуйка и есть, — предчувствуя мою реакцию, улыбнулся Чарли.

У меня непроизвольно округлились глаза: это ж какой дракон должен быть, что б такими «чешуйками» обрасти!

— Да–а, сейчас таких гигантов уже не водится, — вздохнул Чарли, — это одна из спинных чешуй английского древнетлена. Когда я только–только начинал работать, то меня пригласили в экспедицию на юг Англии. Там‑то я и нашёл две такие чешуи — ту, что побольше, забрали в музей, а эту я оставил себе.

Я посмотрел на старинную находку дяди Чарли, и аккуратно провёл пальцем по её границе, немного шершавой, но всё ещё, кажется, хранившей тепло драконьего тела. Тем временем в комнату вошёл Тэд, который ещё какое‑то время находился на улице, болтая с Шессом.

— Ребята, вы, наверное, проголодались? У меня есть отличные отбивные и соусом, — предложил Чарли.

— Нет–нет, спасибо, — хором отозвались я и Тэд.

— Ну а чаю? — Чарли взглянул на нас из‑за дверцы маленького шкафчика, из которого выпорхнуло словно материальное облачно восхитительных ароматов.

— Я не откажусь, мистер… — начал было Тэд.

— Да–да, называйте меня на «вы», так, чтоб от почтительности гасли свечи, с перечислением всех моих титулов, званий и прозвищ, — ворчливо перебил драколог. — Я, конечно, старый, но не обязательно мне об этом напоминать.

Чарли подмигнул мне и Тэду, вынув из своего шкафчика маленькую, размером с ладонь, шкатулку.

— Чарли, извини, но я совсем не хочу чай, — выпалил я. Чутьё подсказывало, что с этим человеком можно не играть в деланные приличия. Он поймёт и не обидится.

— Тогда иди к Шессу, пусть повозит тебя по нашей территории, — Чарли, похоже, действительно совершенно не обиделся, как это бывало с мамой. Иногда она действительно не разговаривала со мной пару–тройку дней после моего очередного побега с общесемейного воскресного обеда.

Я радостно заулыбался, скинул со спины уже надоевший рюкзак, и пулей выскочил из дома. Шесс всё исподтишка поглядывал на рыжеволосую красотку. Заметив меня, парень улыбнулся:

— Ну как, сбежал от нашего драколога–фанатика?

Из дома послышалось: «Я всё слышу, Шесс!» и я заметил промелькнувшую у окна рыжую шевелюру. Шесс смутился:

— Да ла–адно, я только истину подтвердил… Поехали, Джеймс, проведу для тебя эксклюзивную экскурсию.

Глава четвёртая

Мы кутаемся в оранжевые пледы и читаем оранжево–чёрные книги, пьём кофе с корицей и во снах путешествуем по мирам. Не правда ли, всё это чудесные причины, чтобы продолжать жить? (с)

«Мама, папа, всё отлично, я веду себя хорошо, не болею, кушаю с завидным аппетитом, слушаюсь старших, не хамлю и не дерзю, не лезу не в свои дела, ложусь спать в положенное время…»

Пожалуй, подробное описание того, какой я милый и хороший, могло затянуться ещё на несколько листов. И так письмо получилось довольно внушительное: я честно выполнил данное маме обещание и написал развёрнутый отчёт о проведённом в Румынии месяце.

Пожалуй, я бы хотел жить тут всегда. Румыния — это другой мир, другое измерение… Здесь всё совершенно иначе, здесь даже магам, которым, вроде бы, и так всё в мире известно и нечему удивляться, предстоит погружение в мир сказок и настоящего волшебства. Казалось, что все окружающие меня люди пропитаны волшебством этого места, что они рады каждому новому дню, потому что здесь даже время течёт по–другому.

А ещё, конечно, мне жутко льстило, что за целый месяц никто даже не упомянул о моём папе–герое и такой прославленной фамилии.

Тут я был самим собой.