Angel Diaries (СИ)

В это время Гримо низко поклонился мне и передал письмо, держа его осторожно, словно реликвию. Дядя удивлённо взглянул на это. Я пожала плечами и, открыв письмо, бегло его прочла. Помимо традиционных официальных поздравлений с праздником и благодарностью за помощь Раулю, шла просьба принять сии дары: «Мадемуазель, если вы отправите эти подарки назад, раздадите бедным или же выбросите, то, будьте уверены, я сожгу содержимое папки, которую получил при первой нашей встрече. Сожгу там же, в вашем присутствии. Месье Гримо уполномочен удостовериться, что вы приняли и использовали эти подарки. Он предоставит мне об этом полный отчёт. Так же прошу вас, не посылать никаких подарков в ответ. Один для себя я уже выбрал, и вскоре его получу…» Закончив, мы встретились с дядей взглядами, полными непонимания.

— Что ж, раз месье граф настаивает на их принятии, то мы совершенно не против, — произнёс он, забрав табакерку и кисет, отнёс их в свой кабинет. Я молча надела колье. Оно было изумительным — тёмно-синие камни с огранкой «бриолет» легли необычным узором на мою бледную шею. Цветы были демонстративно поставлены в высокие вазы из фарфора в гостиной, и показаны Гримо. Я подошла к корзине с экзотическими фруктами и сладостями. Взяв большой апельсин, я почистила его десертным ножиком, отломила дольку и положила в рот. Фрукт был свежим и сладким, вкус забытый, но такой знакомый… Отец иногда заказывал эти ароматные плоды к нашему столу. Обычно их доставляли из Испании.

Слуга довольно кивнул, и направился к выходу. Я осталась молча стоять возле камина, гадая, что имел в виду граф. С этим вопросом я пришла к дяде, но тот лишь пожал плечами и предположил, что это скорее всего возвращение живого-здорового Рауля.

Наш гость отбыл домой после Рождества, укутанный в несколько тёплых одеял, одетый в подбитую соболиным мехом одежду, и натянутым на голову капюшоном. Месье Жаме, взяв осторожно мальчика, чуть ли не молнией пронёсся через весь двор к поджидающему экипажу, где Рауля, помимо всего, накрыли медвежьей шкурой. Мальчик попытался помахать мне рукой из-за этих слоёв, но лекарь пресёк попытку и убрал его от окна.

Более о Рауле мы ничего не слышали в течении четырёх дней, как и о самом графе. Я скучала по уехавшему малышу, понимая, что навряд ли смогу увидеть его снова так быстро. Но впереди был Новый Год, и хлопоты по поводу праздника в доме не утихали. Теперь отсутствие Рауля означало, что я снова возвращалась помогать отцу Ансельму, который так же предложил мне сделать наброски на листах для новых оконных витражей, выбрав темы из жизни Марии Магдалины.

Однажды, вернувшись из церкви, я узнала от Жиля, что мой дядя был приглашён по срочному делу в замок Ла Фер. Что за дело Жиль не знал, а я в течении дня изнывала от любопытства: с чего столь внезапная просьба о визите? Даже эскиз коленопреклонённой святой, которую я пробовала представить для витража, не мог полностью занять моё внимание. Я ходила по гостиной возле камина, и всякий раз кидалась к окну, когда чудился цокот копыт. Хотя здравый рассудок подсказывал, что дела могли быть самые обычные, житейские.

Дядя долго не возвращался. Уже начало темнеть. Месье Терри стал высказывать опасения, что с моим опекуном могло что-либо случиться.

— Возможно, мне стоит взять людей и поехать к замку графа, — неуверенно произнёс он, и тут же за окном послышался лай собак, возвестив о возвращении хозяина.

Граф де Бельфор приехал молчаливый и несколько растерянный. Он совершенно ни на кого не обращал внимания. Когда я подошла к нему, он внезапно порывисто обнял меня, и долго держал так, прижимая к себе. После поцеловал в лоб и тихо произнёс:

— Клянусь честью и светлой памятью моего покойного брата, что я приложу все силы, чтобы тебе не пришлось принимать это мерзкое, непристойное предложение…

Я опешила и непонимающе взглянула него:

— Что же произошло, дядюшка?

— Дорогая, тебе лучше не знать о той гнусности, которую предложил граф. Теперь я точно уверен, что в нём нет ничего от доброго христианина. Только настоящий пройдоха и подлец смог бы пойти на такое, — ничего более не объясняя мне, он заперся в своём кабинете.

Как говорили слуги, он пил всю ночь, как, впрочем, и весь последующий день, в то время как я пребывала в тревоге и неведение. Некоторое время после визита к графу дядя меня избегал. Всякий раз он сказывался больным, когда я приходила к его комнате, чтобы справится о его здоровье и расспросить о причине тревоги.

Шёл уже четвёртый день подобного затворничества, поэтому я была крайне удивлена, когда слуга передал мне просьбу явиться к дяде в кабинет.

Граф де Бельфор стоял возле окна и смотрел вдаль. Он не ответил на моё приветствие. Некоторое время он просто стоял молча. После он повернулся, с грустью посмотрел на меня и произнёс:

— Я погубил нас. Теперь мы разорены…

— Что случилось, дядя? И как это связано с графом де Ла Фер? — воскликнула я, пытаясь, наконец, выведать у него о случившемся.

Дядя указал мне на кресло возле камина. Я села и он продолжил: