Мы уже несколько часов провели в магазинах в поисках наряда для вечеринки. У Кейт всего два дня на подготовку к танцам, и это превратилось в одержимость: что она наденет? какой сделает макияж? сыграют ли музыканты что-нибудь хотя бы отдаленно приличное? Волосы, разумеется, не проблема. После химии они опять все выпали. Парики Кейт ненавидит — говорит, от них ощущение, будто по черепу бегают жучки, а идти с лысой головой она стесняется. Сегодня наматывала на себя шарф из батика, как гордая бледнолицая африканская королева.
Реальность, связанная с этим выходом в свет, противоречит фантазиям Кейт. Платья, которые девушки обычно надевают на вечеринки с танцами, обнажают живот или плечи, а у Кейт кожа на этих местах загрубела, иссечена следами от разных болячек. Такие платья облегают фигуру в ненужных местах. Они скроены, чтобы демонстрировать здоровое, крепкое тело, а не скрывать его отсутствие.
Продавщица, которая вьется вокруг нас, как муха, забирает у Кейт платье и недовольно бурчит:
— Вообще-то, оно довольно скромное. Закрывает бóльшую часть ложбинки.
— А это оно закроет? — рявкает Кейт, расстегивает пуговицы на своей крестьянской рубашке и показывает недавно вернувшиеся на свои места и торчащие из центра груди трубки катетера Хикмана.
Продавщица разевает рот прежде, чем успевает сообразить, что этого делать не следует.
— Ох, — тихо выдыхает она.
— Кейт! — укоризненно говорю я.
Она качает головой:
— Пойдемте отсюда.
Как только мы оказываемся на улице напротив бутика, я набрасываюсь на нее:
— Ты злишься, но это еще не значит, что нужно срывать свою злость на окружающих.
— Но она стерва, — огрызается Кейт. — Ты видела, как она таращилась на мой шарф?
— Может, ей просто приглянулся орнамент, — сухо отвечаю я.
— Да, и, может быть, завтра я проснусь здоровой. — Ее слова булыжником падают между нами, на тротуаре появляются трещины. — Мне не найти это дурацкое платье. Я вообще не знаю, почему согласилась пойти с Тейлором.
— Тебе не кажется, что все другие девочки, которые собираются на эту вечеринку, оказались в одной лодке с тобой? Пытаются найти платья, которые скроют трубки, синяки, провода, калоприемники и еще бог знает что?
— Мне нет дела до других! — заявляет Кейт. — Я хотела выглядеть хорошо. Действительно хорошо, понимаешь, всего один вечер.
— Тейлор и так считает тебя красивой.
— А я не считаю! — кричит Кейт. — Не считаю, мама, и, может быть, мне этого хотелось всего один раз.
День выдался теплый, один из тех, когда кажется, что земля у вас под ногами дышит. Солнце печет мне голову и шею. Что сказать на это? Я никогда не была на месте Кейт. Я молилась и хотела заболеть вместо нее, заключить, как Фауст, сделку с дьяволом, но так не бывает.
— Мы что-нибудь сошьем, — предлагаю я. — Ты придумаешь фасон.
— Ты не умеешь шить, — вздыхает Кейт.
— Я научусь.
— За день? — Она качает головой. — Мама, ты не можешь отвечать за все. Как случилось, что я понимаю это, а ты нет?
Бросив меня на тротуаре, она быстро уходит. Анна бежит за ней, подхватывает под руку и затаскивает в соседний с тем несчастным бутиком магазин. Я торопливо вхожу следом.
Это салон красоты, полный жующих жвачку парикмахерш. Кейт пытается вырваться от Анны, но та, если захочет, может проявить силу.
— Эй! — окликает Анна администратора. — Вы здесь работаете?
— Когда меня заставляют.
— Вы делаете прически для выпускных?
— Конечно, — отвечает парикмахерша. — Сложные? На длинные волосы?
— Да. Для моей сестры. — Анна смотрит на Кейт, которая перестала отбиваться, и на ее лице медленно, как пойманный в банку светлячок, разгорается улыбка.
— Да, верно. Для меня, — с лукавым видом говорит Кейт и снимает шарф с лысой головы.
В салоне наступает тишина. Кейт стоит, по-королевски держа осанку.
— Мы думали, не сделать ли французские косички, — продолжает Анна.
— Перманентные, — добавляет Кейт.
Анна хихикает:
— Может быть, миленький узел на затылке.
Парикмахерша сглатывает, она оправилась от шока и теперь разрывается между жалостью и политкорректностью.
— Ну, мы, наверное, могли бы что-нибудь сделать для тебя. — Она откашливается. — Есть же наращивание.
— Наращивание, — повторяет Анна, и Кейт прыскает со смеху.
Женщина пытается заглянуть за спины девочек, смотрит на потолок.
— Это что, «Скрытая камера»?
Тут мои дочери в истерике валятся в объятия друг друга. Они хохочут, пока не начинают задыхаться. Они смеются до слез.
Я помогаю организаторам вечеринки в больнице Провиденса и отвечаю за пунш. Как и вся пища, которая будет предложена гостям, он нейтропенический. Медсестры — добрые феи-крестные этого вечера — превратили конференц-зал в волшебный бальный, украшенный лентами, зеркальным шаром и дополнительной подсветкой.