Ангел для сестры

Я всегда знал, что рано или поздно Анне придется занять место свидетеля. Когда слушаются дела об освобождении несовершеннолетних от опеки, судья, как правило, выражает желание услышать аргументы самого несовершеннолетнего, и это вполне естественно. Анна всем своим видом показывает, что боится давать показания, но я уверен: подсознательно она хочет именно этого. Зачем иначе было затевать всю эту канитель с судебным процессом, если не ради того, чтобы в конце концов высказать открыто, что у тебя на уме?

— Вчера вы сказали, что мне не придется давать показания, — взволнованно говорит Анна.

— Я ошибся.

— Я наняла вас, чтобы вы сказали всем, чего я хочу.

— Это так не работает. Ты начала судебный процесс, хотела изменить свою жизнь, не быть больше тем, во что тебя превращали родители в течение тринадцати лет. А это означает, что ты должна откинуть завесу и показать нам, кто ты такая.

— Половина взрослых на этой планете не знают, кто они, но каждый день принимают решения за самих себя, — возражает Анна.

— Им не тринадцать лет. Слушай, — я перехожу, как мне кажется, к решающему аргументу, — я знаю, в прошлом, когда ты вставала и высказывала свое мнение, это ни к чему не приводило. Но я обещаю: на этот раз, когда ты заговоришь, тебя будут слушать все.

Странно, но это оказывает противоположный ожидаемому эффект.

— Я ни за что туда не пойду, — заявляет Анна.

— Послушай меня, быть свидетелем — это не такое уж сложное дело…

— Это сложное дело, Кэмпбелл. Самое сложное. И я его делать не буду.

— Если ты не дашь показания, мы проиграем, — объясняю я.

— Так найдите другой способ победить. Вы же адвокат.

Эту наживку я не заглочу. Я постукиваю пальцами по столу, чтобы не выходить из себя.

— Ты не хочешь объяснить мне, почему так решительно настроена против дачи показаний?

Она закатывает глаза:

— Нет.

— Нет, не хочешь этого делать? Или нет, не станешь объяснять?

— Есть вещи, о которых мне неприятно говорить. — Лицо ее застывает. — Я думала, из всех людей именно вы способны это понять.

Она знает, на какие кнопки жать.

— Переспи с этим, — предлагаю я.

— Своего решения я не изменю.

Я встаю и бросаю в урну полную чашку кофе.

— Ну хорошо, тогда не жди, что я смогу изменить твою жизнь.

Сара

Настоящее время

С течением времени происходит занятная вещь — обызвествление характера. Знаете, если свет особым образом упадет на лицо Брайана, я и сейчас увижу голубоватый оттенок его глаз, который всегда наводил меня на мысль об островах и океане, где мне уже доводилось плавать. Под мягким изгибом улыбки у него есть ямочка на подбородке — первая черта, которую я стала искать в лицах своих новорожденных детей. В ней отражена решимость Брайана, его спокойная уверенность и внутренний мир с собой; я всегда хотела, чтобы последнее свойство передалось от него мне. Вот главное, из-за чего я влюбилась в своего мужа. Хотя сейчас, случается, я не узнаю его, но, может, это не так уж плохо. Перемены не всегда ведут к худшему; оболочку, формирующуюся вокруг песчинки, кто-то называет аномалией, а кто-то — жемчужиной.

Взгляд Брайана перескакивает с щиплющей заусенец на пальце Анны на меня — взгляд испуганной приближением ястреба мыши. Как больно это видеть! Неужели он и правда так ко мне относится?

А все остальные?

Если бы нас не разделял сейчас зал суда, я подошла бы к нему и сказала: «Слушай, я не думала, что наша жизнь пойдет вот так; и, может быть, нам не выбраться из этого тупика, но на свете нет больше никого, с кем я хотела бы блуждать в потемках. Слушай, возможно, я была не права».

— Миссис Фицджеральд, — обращается ко мне судья Десальво, — у вас есть вопросы к свидетелю?

«Неплохое определение для супруга, — думаю про себя. — Для чего еще нужен муж или жена, как не для того, чтобы свидетельствовать в суде о проступках партнера?»

Я медленно встаю со своего места:

— Привет, Брайан. — Голос мой звучит далеко не так уверенно, как я рассчитывала.

— Сара… — отвечает он.

Я не знаю, что сказать после этого обмена любезностями.

Меня накрывает волна воспоминаний. Мы хотели куда-нибудь съездить, но не могли выбрать место, поэтому просто сели в машину и поехали, раз в полчаса кто-нибудь из детей выбирал, куда свернуть. Мы оказались в Сил-Коуве, штат Мэн, и остановились, потому что направление, указанное Джессом, привело бы нас к нырку в Атлантику. Мы сняли крошечный домик без отопления, без электричества, а трое наших детей боялись темноты.

Я не замечаю, что говорю все это вслух, пока Брайан не подает голос:

— Помню, мы поставили на пол и зажгли столько свечей, что я был уверен: пожара не избежать. Дождь лил пять дней.

— А на шестой, когда погода улучшилась, на улице появилось столько мошкары, что мы не могли выйти.

— А потом Джесс познакомился с ядовитым плющом, и у него опухли глаза…

— Простите, — прерывает нас Кэмпбелл Александер.

— Поддерживаю, — говорит судья Десальво. — К чему все это, советник?