Когда живешь со своим супругом столько лет, он становится для тебя вынутой из бардачка дорожной картой с закрученными углами и протертыми до дыр сгибами. Ты можешь проложить на ней маршрут по памяти, настолько хорошо он известен, и именно поэтому берешь ее с собой во все поездки. Тем не менее в один прекрасный день, когда меньше всего этого ожидаешь, ты открываешь глаза и не видишь знакомого съезда с шоссе, а вместо него появляется видовая точка, которой раньше не было, тогда ты останавливаешься и удивленно размышляешь: это новый ориентир на пути или до сих пор ты просто ездила мимо и не замечала его?
Брайан лежит рядом со мной в постели. Он молчит, но рука его покоится в долине, образованной изгибом моей шеи. Потом он целует меня, долго, со сладкой горечью. Этого я ожидала, но не того, что случилось дальше — он прикусил мне губу, да так сильно, что я ощутила вкус крови.
— Ай! — тихо вскрикиваю я и пытаюсь засмеяться, превратив это в шутку.
Но Брайан не смеется и не извиняется, а вместо этого наклоняется ко мне и слизывает кровь.
Внутри у меня все подпрыгивает. Это Брайан, и это не Брайан. То и другое примечательно. Я провожу языком по ранке — гладкая медь. Раскрываюсь, как орхидея, превращаю свое тело в колыбель и чувствую на себе его дыхание — оно путешествует по моему горлу, по грудям. На миг Брайан прикладывает голову к моему животу, и, в отличие от того неожиданного укуса, теперь возникает знакомая сладкая боль — он совершал этот ритуал каждую ночь, когда я была беременна.
Потом Брайан снова начинает двигаться. Поднимается надо мной, как второе солнце, наполняя меня светом и теплом. Мы — эскиз к картине «Противоположности»: мягкость на фоне твердости, светлое на темном, отчаянное в паре со спокойным, и все же мы подходим друг другу, и я понимаю, что ни одному из нас не будет хорошо в одиночестве. Мы — лента Мёбиуса, два продолжающихся одно в другом тела, невероятное сплетение.
— Мы ее потеряем, — шепчу я, сама не зная, о ком говорю — о Кейт или об Анне.
Брайан запечатывает мне рот своими губами:
— Молчи.
Больше мы не разговариваем. Это самое безопасное.
Среда
Джулия
Иззи сидит в гостиной, когда я возвращаюсь с утренней пробежки.
— Ты в порядке? — спрашивает она.
— Да. — Я развязываю кроссовки, вытираю пот со лба. — А что?
— Просто нормальные люди не бегают в половине пятого утра.
— Ну, мне надо было сжечь немного энергии. — Я иду на кухню, но кофемашина, которую я запрограммировала, чтобы она приготовила мне кофе с фундуком к этому самому моменту, не выполнила задание. Проверяю вилку Евы, нажимаю несколько кнопок, но дисплей остается темным. — Черт побери! — Я выдергиваю шнур из розетки. — Она не такая уж старая, чтобы сломаться.
Иззи подходит ко мне и пытается понять, что случилось.
— Машинка на гарантии?
— Не знаю. Какая разница. Когда ты платишь за штуку, которая должна варить тебе кофе, то заслуживаешь того, чтобы получить эту гребаную чашку кофе. — Я грохаю в раковину пустой стеклянный графин с такой силой, что он раскалывается, потом съезжаю вниз по дверце кухонного шкафчика и начинаю плакать.
Иззи встает на колени рядом со мной:
— Что он сделал?
— Все то же самое, Из. — Я всхлипываю. — Какая же я дура!
Она обнимает меня и предлагает:
— Кипящее масло? Ботулизм? Кастрация? Выбирай.
Мне становится немного веселее.
— Тебе самой бы сделать это.
— Но ты ведь тоже помогла бы мне.
Прислонившись к плечу сестры, я говорю:
— Я думала, молния не может два раза попасть в одно место.
— Еще как может, — отвечает Иззи. — Но только если ты настолько глупа, что не уйдешь с него.
Первый человек, который встречает меня на следующее утро в суде, и не человек вовсе, а пес Джадж. Он скользящим движением огибает угол, уши прижаты к голове, пес явно убегает от кричащего хозяина.
— Эй, ты чего? — Я пытаюсь успокоить собаку, но Джаджу утешения не нужны.
Он хватается зубами за полу моего пиджака — Кэмпбеллу придется оплатить счет из химчистки, клянусь! — и тащит меня к центру событий.
Голос Кэмпбелла я слышу, еще не завернув за угол.
— Я потратил впустую время и силы, но знаешь, это не самое худшее. Я ошибся в клиенте, вот что ужасно!
— Ну, не вы один ошиблись, — огрызается Анна. — Я наняла вас, думая, что у вас есть хребет. — Она протискивается мимо меня, бурча себе под нос: — Вот осел!
В этот момент я вспоминаю, что чувствовала, проснувшись в одиночестве на яхте: разочарование, качку, злость на себя за то, что оказалась в такой ситуации.
Джадж напрыгивает на хозяина и скребет по его груди лапами.
— Вниз! — командует Кэмпбелл, поворачивается и видит меня. — Ты не должна была это слышать.
— Могу поклясться.
Он тяжело опускается на стул в конференц-зале и машет рукой перед лицом:
— Она не хочет давать показания.