Ангел для сестры

— Не знаю. Я думала, ты мне скажешь.

Анна бросает нервный взгляд на входную дверь:

— Надеюсь, с Кейт ничего не случилось.

Я наклоняю голову набок, разглядывая девочку, которая успела удивить меня, и спрашиваю:

— У тебя есть время поговорить?

Зебры — первая остановка в зоопарке Роджера Уильямса. Из всех животных в африканском отделе зебры всегда были моими любимицами. Я могу задержаться у слонов; гепарда мне никогда не разглядеть; а вот зебры меня завораживают. Они входят в число немногих вещей, которые подошли бы, если бы нам выдалось жить в черно-белом мире.

Мы проходим мимо голубых дукеров, антилоп-бонго и какого-то зверька под названием «голый землекоп», который не выходит из своей норы. Я часто вожу детей в зоопарк, когда меня назначают участвовать в их судебных делах. Здесь они охотнее открываются мне, в отличие от кабинета в суде, где мы сидим лицом к лицу, или даже «Данкин донатса». Они глазеют на гиббонов, которые перелетают с ветки на ветку, как гимнасты на Олимпийских играх, и вдруг, сами того не замечая, начинают рассказывать, что происходит дома.

Анна постарше других детей, с которыми я работала, и не особо восторгается, что ее привели сюда. Я запоздало понимаю: это была не лучшая идея. Лучше бы пошла с ней в какой-нибудь торговый центр или в кино.

Мы блуждаем по извилистым дорожкам зоопарка. Анна говорит, только если задаешь ей вопросы. Вежливо отвечает, когда я интересуюсь здоровьем ее сестры. Сообщает, что ее мать действительно является адвокатом стороны ответчиков. Благодарит меня за купленное мороженое.

— Расскажи, чем ты любишь заниматься, — прошу я. — Для развлечения.

— Играть в хоккей, — отвечает Анна. — Я раньше была вратарем.

— Была?

— Чем старше становишься, тем меньше тренер готов прощать ошибки, если ты портишь игру. — Она пожимает плечами. — Мне не нравится подводить команду.

«Интересная формулировка», — отмечаю я про себя.

— А твои подруги продолжают играть в хоккей?

— Подруги? — Она качает головой. — Никого нельзя пригласить домой, когда твоей сестре нужен покой. И тебя никто не пригласит переночевать к себе, если твоя мать может явиться в два часа ночи, чтобы забрать дочку из гостей и повезти в больницу. Пока я училась в средней школе, такое случалось, но большинство людей считают, что странности заразны.

— Так с кем же ты общаешься?

Анна глядит на меня и отвечает:

— С Кейт. — Потом спрашивает, есть ли у меня мобильный телефон.

Я вынимаю телефон из сумочки и смотрю, как девочка по памяти набирает номер больницы.

— Я разыскиваю пациентку, — говорит Анна оператору. — Кейт Фицджеральд. — Она смотрит на меня. — Все равно спасибо. — Нажав на кнопку, Анна возвращает мне мобильник. — Кейт не зарегистрирована.

— Это ведь хорошо?

— Вероятно, сведения еще не дошли до оператора. Иногда это занимает несколько часов.

Я прислоняюсь к перилам недалеко от слонов:

— Ты, кажется, волнуешься за сестру. А готова ли ты к тому, что произойдет, если откажешься быть для нее донором? Как ты с этим справишься?

— Я знаю, что произойдет, — глухим голосом отвечает Анна. — Я не говорила, что мне это нравится.

Она смотрит на меня так, словно бросает вызов, мол, погляди, что со мной не так.

Почти минуту я не отвожу взгляда от девочки. Как бы поступила я, узнав, что Иззи нужна почка, часть моей печени или костного мозга? Для меня это не проблема. Я сразу спросила бы, когда мы можем поехать в больницу и сделать это?

Но это был бы мой выбор, мое решение.

— Родители когда-нибудь спрашивали тебя, хочешь ли ты быть донором для сестры?

Анна пожимает плечами:

— Вроде того. Так, как задают вопросы родители, когда у них в голове уже готов ответ. «Это же не из-за тебя весь второй класс не пошел на прогулку, правда?» Или: «Ты ведь хочешь брокколи, да?»

— Ты когда-нибудь говорила родителям, что тебе не нравится их привычка все решать за тебя?

Анна отходит от слонов и начинает подниматься вверх по холму.

— Пару раз я на это жаловалась. Но они ведь и родители Кейт тоже.

Кое-что в этой загадочной истории начинает проясняться. Обычно отец и мать принимают решения за ребенка, потому что, как считается, действуют в его или ее интересах. Но если их ослепляет необходимость соблюдать интересы другого сына или дочери, система перестает работать. И где-то под ее обломками оказываются жертвы вроде Анны.

Вопрос в том, действительно ли она возбудила этот процесс, так как чувствует, что способна принимать более правильные решения в отношении своего здоровья и медицинских вмешательств в него, чем родители, или просто хочет, чтобы хоть на этот раз ее крик отчаяния услышали?

Мы оказываемся у вольера с белыми медведями Трикси и Нортоном. Впервые с момента нашего появления здесь лицо Анны озаряется. Она наблюдает за Кобом, детенышем Трикси, — последним прибавлением к разношерстному семейству обитателей зоопарка. Малыш шлепает лапой по боку разлегшейся на камнях матери, пытается привлечь ее к игре.

— В предыдущий раз, когда тут родился белый медвежонок, его отдали в другой зоопарк, — сообщает Анна.