Ангел для сестры

Джулия выходит из больницы и сворачивает в боковую улочку, оттуда в переулок, идет мимо многоквартирного дома, наконец мы вновь выбираемся на солнце на Минерал-Спринг-авеню в Северном Провиденсе. Я радуюсь, что в моей руке зажат поводок, на котором — псина с большим количеством зубов.

— Чанс сказал, что они больше ничего не могут сделать для Кейт, — говорит Джулия.

— Ты имеешь в виду, помимо трансплантации почки.

— Нет. В это невозможно поверить. — Она останавливается прямо передо мной. — Доктор Чанс думает, что у Кейт не хватит сил.

— А Сара Фицджеральд настаивает, — произношу я.

— Подумай хорошенько, Кэмпбелл, и ты не станешь упрекать ее в отсутствии логики. Если без трансплантации Кейт умрет, то почему не использовать последний шанс?

Мы аккуратно обходим бездомного, собравшего коллекцию бутылок.

— Потому что трансплантация предполагает, что другой ее дочери придется пройти сложную хирургическую операцию, — замечаю я. — А подвергать Анну рискованной процедуре, для нее вовсе не обязательной, — это выглядит немного бесцеремонным.

Вдруг Джулия замирает на месте перед небольшим домиком с написанной от руки вывеской: «Луиджи Равиоли». Это одно из тех местечек, где не включают освещение, чтобы посетители не заметили снующих по углам крыс.

— Тут нет поблизости «Старбакса»? — спрашиваю я, и в этот момент, едва не сбивая Джулию с ног, дверь открывает огромный лысый мужик в белом фартуке.

— Изабель! — восклицает он и целует ее в обе щеки.

— Нет, дядя Луиджи, это Джулия.

— Джулия? — Он хмуро отстраняется. — Ты уверена? Подстригла бы волосы, что ли, дала бы нам передышку.

— Ты и раньше проходился по поводу моих волос, когда они были короткими.

— Мы проходились по поводу твоих волос, потому что они были розовыми. — Он глядит на меня. — Есть хотите?

— Мы рассчитывали на кофе и тихий столик.

— Тихий столик? — ухмыляется он.

— Не в том смысле тихий, — вздыхает Джулия.

— Ладно-ладно. Все это большой секрет. Входите, я дам вам комнату в задней части дома. — Он косится на Джаджа. — Собака останется здесь.

— Собака войдет, — отвечаю я.

— Не в мой ресторан, — упирается Луиджи.

— Это пес-поводырь, он не может остаться снаружи.

Луиджи наклоняется ко мне, вглядывается в мое лицо:

— Вы слепой?

— Цветов не различаю, — говорю я. — Пес сообщает мне, когда меняются сигналы светофора.

У дяди Джулии опускаются уголки рта.

— Нынче все такие умные, — говорит он и ведет нас в дом.

Много недель мама пыталась догадаться, кто же моя подружка. «Это Битси, да? Та, которую мы встретили на винограднике? Или нет, погоди, это не дочь ли Шейлы, рыженькая, а?» Я не раз повторял ей, что эту девушку она не знает, хотя на самом деле имел в виду, что она никогда ее не признает.

— Я понимаю, что было бы правильным для Анны, — говорит Джулия, — но не уверена, достаточна ли она зрелая, чтобы самостоятельно принимать решения.

Я беру очередной кусок с тарелки с закусками и отправляю его в рот.

— Если ты считаешь, что она подала ходатайство обоснованно, тогда в чем противоречие?

— В психическом состоянии, — сухо произносит Джулия. — Тебе пояснить, что это значит?

— Знаешь, невежливо за обедом выпускать когти.

— Сейчас всякий раз, сталкиваясь с матерью, Анна отступается. Как только что-то случается с Кейт, она делает шаг назад. Несмотря на свои представления о том, на что она способна, девочка раньше никогда не принимала решений такой важности, учитывая, какие последствия это повлечет за собой для ее сестры.

— А если я скажу тебе, что к началу слушаний она будет в состоянии принять это решение?

Джулия поднимает взгляд:

— Почему ты так в этом уверен?

— Я всегда уверен в себе.

Она берет оливку со стоящего между нами подноса и тихо произносит:

— Да, я не забыла.

Хотя у Джулии были на этот счет подозрения, я ничего не говорил ей о своих родителях, о своем доме. Когда мы приехали в Ньюпорт на моем джипе, я свернул на подъездную дорожку, которая вела к огромному кирпичному зданию.

— Кэмпбелл, ты шутишь, — сказала Джулия.

Я сделал круг и выехал с другой стороны:

— Да, шучу.