В отличие от других помещений, из этого валил густой черный дым. Огонь прожег шов под дверью. Я открыл ее, понимая, что впущу внутрь воздух, а этого делать не следует, но выбора не было.
Как и ожидалось, дымившаяся полоса вспыхнула, и пламя заполнило дверной проем. Я ринулся сквозь него, как бык, чувствуя, что на шлем и куртку дождем посыпались угольки.
– Луиза! – крикнул я и, выставив вперед руки, стал обходить по периметру комнату, нашел шкаф, сильно постучал по нему и снова позвал девочку.
Изнутри послышался слабый, но вполне отчетливый стук.
– Нам повезло, – сказал я Джулии Романо; вполне вероятно, такие слова она меньше всего ожидала услышать от меня. – Сестра Сары присматривает за детьми, если дело затягивается. В других случаях мы меняемся. Сара остается с Кейт в больнице на ночь, а я иду домой к остальным детям, и наоборот. Теперь стало легче. Они подросли и могут сами о себе позаботиться.
Джулия записывает что-то в маленький блокнотик, и я беспокойно ерзаю на стуле. Анне всего тринадцать. Может, в таком возрасте еще рано оставаться дома одной? Соцработники могут так сказать, но Анна отличается от других. Она уже давно повзрослела.
– Вы считаете, с Анной все в порядке? – спрашивает Джулия.
– Вряд ли она подала бы иск в суд, если бы было так. – Я делаю паузу. – Сара говорит, она хочет привлечь к себе внимание.
– А вы что думаете?
Чтобы выиграть время, я подцепляю на вилку кусок омлета. Хрен оказался на удивление хорошей добавкой, выявил и подчеркнул вкус апельсина. Я говорю об этом Джулии.
Она кладет салфетку рядом с тарелкой.
– Вы не ответили на мой вопрос, мистер Фицджеральд.
– Не думаю, что тут все так просто. – Я очень осторожно опускаю нож и вилку. – У вас есть братья или сестры?
– И те и другие. Шестеро старших братьев и сестра-близнец.
Я присвистываю:
– У ваших родителей, наверное, была чертова уйма терпения!
Она пожимает плечами:
– Добрые католики. Не знаю, как они этого добились, но ни один из нас не свалился в пропасть.
– Вы всегда так считали? – спрашиваю я. – Вам никогда не казалось в детстве, что у них есть любимчики? – Лицо Джулии напрягается, самую малость, но мне неловко, что я заставляю ее переживать. – Все мы знаем: детей нужно любить одинаково, но не всегда получается. – Я встаю. – У вас есть еще немного времени? Я хотел бы вас кое с кем познакомить.
Прошлой зимой мы получили срочный вызов к человеку, жившему на придорожной ферме. Его нашел подрядчик, которого наняли сделать подъезд к дому. Он позвонил 911. Очевидно, этот бедолага, хозяин дома, ночью вылез из машины, поскользнулся, не смог встать и вмерз в гравий. Подрядчик едва не задавил его, приняв за кучу песка.
Когда мы приехали, мужчина пролежал на улице около восьми часов и превратился в заледеневшую глыбу; пульс отсутствовал. Колени у него были согнуты. Я помню это, потому что, когда мы наконец отодрали его от земли и положили на носилки, ноги углами торчали вверх. Мы втащили пострадавшего в машину, врубили печку на полную мощность и стали разрезать на клиенте одежду. А к моменту, когда заполнили необходимые документы, чтобы везти его в больницу, этот парень уже сидел и разговаривал с нами.
Я рассказываю это вам, чтобы показать: чудеса случаются, что бы вы по этому поводу ни думали.
Это штамп, но я решил стать пожарным прежде всего потому, что хотел спасать людей. И вот, когда я появился из объятого пламенем дверного проема с Луизой на руках и ее мать, увидев нас, упала на колени, это стало для меня знаком, что я выполнил свою работу, и выполнил на «отлично». Она бросилась к сотруднику «скорой помощи», который поставил девочке капельницу и надел кислородную маску. Малышка кашляла, была напугана, но ей больше ничто не угрожало.
Огонь потушили; ребята находились в доме – спасали имущество и оценивали нанесенный урон. Ночное небо затянуло дымом; я не мог различить ни одной звезды в созвездии Скорпиона. Снял перчатки и потер глаза – их теперь долго еще будет щипать.
– Отличная работа, – сказал я Рэду, который сворачивал пожарный рукав.
– Отличное спасение, кэп, – отозвался он.
Конечно, было бы лучше, если бы Луиза находилась в своей комнате, как думала ее мать. Но дети обычно оказываются не там, где должны быть. Ты озираешься по сторонам и обнаруживаешь малышку не в спальне, а в платяном шкафу; ты присматриваешься и видишь, что ей не три года, а тринадцать. Родители, по сути, всего лишь отслеживают путь своих детей и надеются, что те не уйдут вперед настолько далеко, что их следующий шаг уже невозможно будет проконтролировать.
Я снял шлем и размял мышцы шеи. Посмотрел на конструкцию, которая раньше была домом, и вдруг почувствовал, что вокруг моей руки обвились чьи-то пальцы. Хозяйка дома стояла рядом со слезами на глазах. Младшая дочь сидела у нее на руках; другие дети были в пожарной машине под присмотром Рэда. Женщина молча поднесла к губам мою руку. Сажа с края рукава испачкала ей щеку.
– Всегда пожалуйста, – сказал я.