Ангел для сестры

– Был один год, когда я каждые праздники, даже такие, как День поминовения, проводила в больнице. Разумеется, это не было спланировано, так получалось. Елку на Рождество мы ставили в больничной палате, пасхальные яйца искали в кафетерии, на Хеллоуин вымогали сладости на ортопедическом отделении. Анне было тогда лет шесть, и она устроила истерику, потому что ей не разрешили принести бенгальские огни в больницу Четвертого июля, – тут же кислородные камеры. – Кейт поднимает взгляд на меня. – Она убежала. Недалеко. Думаю, успела добраться только до вестибюля, где ее поймали. Она хотела найти себе другую семью, так и сказала мне. Как я уже говорила, Анне было всего шесть лет, и никто не воспринял ее слова всерьез. Но с тех пор я часто думаю, каково это – быть нормальной. И мне абсолютно понятно, почему Анну это тоже волнует.

– Когда ты не болеешь, вы с Анной ладите?

– Думаю, мы как все сестры. Ссоримся из-за того, кто чьи CD слушает; говорим о симпатичных парнях; таскаем друг у друга красивый лак для ногтей. Она роется в моих вещах, и я ору; я суюсь в ее вещи, и она вопит на весь дом. Иногда она классная. А иногда мне хочется, чтобы ее вообще не было на свете.

Это звучит так знакомо, что я улыбаюсь.

– У меня есть сестра-близнец. Каждый раз, как я произносила эту фразу, мама спрашивала: неужели я и правда могу ясно представить себе, что значит быть единственным ребенком в семье?

– А вы могли?

Я смеюсь.

– О… конечно, бывали моменты, когда я представляла себе жизнь без нее.

Кейт не улыбается:

– Понимаете, моей сестре все время приходится представлять себе жизнь без меня.

Сара

1996 год

В восемь лет Кейт – длинный моток из рук и ног, иногда больше напоминающий создание из солнечного света и ершиков для чистки трубок, чем маленькую девочку. В то утро я в третий раз сую голову в ее комнату и вижу дочку опять в новом наряде. Теперь на ней платье – белое с красными вишнями.

– Ты опоздаешь на собственный день рождения, – говорю я.

Стянув с себя верх на бретельках, Кейт вылезает из платья.

– Я похожа на мороженое с вишенкой наверху.

– Бывают вещи и похуже.

– Если бы ты была на моем месте, то надела бы розовую юбку или полосатую?

Я смотрю на обе – цветные лужи на полу.

– Розовую.

– Тебе не нравятся полоски?

– Тогда надень вон ту.

– Я надену вишни, – решает она и поворачивается, чтобы взять платье.

Сзади на бедре у нее синяк размером с монету в полдоллара – будто вишенка с платья отпечаталась на коже.

– Кейт, что это?

Извернувшись, она смотрит на то место, куда я показываю.

– Наверное, ударилась.

Пять лет у Кейт была ремиссия. Сперва, когда переливание пуповинной крови давало какой-то эффект, я все ждала, что кто-нибудь скажет мне: это ошибка. Если Кейт жаловалась на боль в ступне, я бросалась к доктору Чансу, уверенная, это рецидив, и обнаруживала, что дочке просто стали малы кроссовки. Когда она падала, вместо того чтобы целовать царапины, я волновалась, в порядке ли у нее тромбоциты.

Синяк появляется, когда происходит кровоизлияние под кожей, обычно, но не всегда, в результате травмы.

Прошло целых пять лет, я уже упомянула об этом?

Анна заглядывает в комнату:

– Папа говорит, первая машина уже подъехала и если Кейт хочет спуститься вниз в мешке из-под муки, ему все равно. Что такое мешок из-под муки?

Кейт натягивает на себя через голову летнее платье, одергивает подол и трет рукой синяк.

– Ух!

Внизу ждут двадцать пять второклашек, торт в форме единорога и парнишка из местного колледжа, которого наняли делать мечи, медведей и короны из воздушных шариков. Кейт открывает подарки – сверкающие бусы, наборы для рисования и лепки, всякие штуки для Барби. Она приберегает напоследок самую большую коробку – ту, что подарили ей мы с Брайаном. Внутри стеклянный аквариум, в котором плавает золотая рыбка, хвост веером.

Кейт всегда хотела иметь домашнего питомца. Но у Брайана аллергия на кошек, а собака требует много внимания, в результате мы остановились на рыбке. Кейт была счастлива, как никогда. Она носила за собой аквариум в продолжение всего праздника и назвала рыбку Геркулес.

После вечеринки мы вместе наводим порядок, я смотрю на золотую рыбку. Яркая, как пенни, она плавает кругами, радуясь, что никуда не плывет.

Тридцати секунд хватает, чтобы понять: придется отменить все запланированное, стереть из календаря то, что ты, размечтавшись, туда понаписала. Шестидесяти секунд хватает, чтобы осознать: хотя ты и поддалась иллюзии, что живешь нормальной жизнью, это не так.

Плановая пункция спинного мозга – мы записались на нее задолго до того, как я увидела синяк на бедре у Кейт, – завершилась обнаружением каких-то аномальных промиелоцитов. Далее последовал тест полимеразной цепной реакции, который позволяет изучать ДНК, он показал, что у Кейт смещены пятнадцатая и семнадцатая хромосомы.

Все это указывало на молекулярный рецидив болезни и означало, что клинические симптомы не заставят себя ждать. Может быть, бластные клетки не появятся у нее еще месяц. Может быть, мы не обнаружим крови в ее моче или кале в течение года. Но это неизбежно произойдет.