Ангел Кумус

– У тебя тоже ничего. И ресницы длинные. Ты – лицо кавказской национальности?

– Не знаю, – мальчик пожал плечами.

– Кто родители? Ты похож на перса со старинной гравюры. Ладно, не говори. Мне все равно. Спать будешь в маленькой комнате, кеды я выброшу в мусоропровод, у меня есть кроссовки, остались от предыдущего внебрачного сына, тебе должны подойти. Вторая комната по коридору – приемная. Тебе туда входить запрещено. И в мою спальню тоже. В остальных комнатах можешь все осмотреть, пока я отдохну, только не устраивай беспорядок.

– Ты меня оставляешь? – Илия вскочил, – Нет, правда? Почему? Почему ты сразу поверила?

– Сядь. Я расскажу тебе, как мне пришло в голову вообще заниматься сыском. Однажды я подобрала на улице собаку, молодого сенбернара, с ошейником за сорок баксов, а шерсть пахла французскими духами, хотя грязный он уже был – неимоверно. Он понимал столько слов, что с ним можно было обсуждать фильмы по телевизору – он с удовольствием смотрел телевизор. Я решила оставить его дома и развесила объявления. Прошло дня три-четыре, он не причинял мне особых хлопот, но становился все грустней и грустней. Я обзвонила ветеринаров, те, в свою очередь, дали телефоны частников и предложили для ограничения поиска по когтям определить, в городе жила собака, или в пригороде. В городе. Это уже неплохо, но на объявления никто не отвечал.

– Ты нашла хозяйку по духам? – вдруг спросил Илия.

– От… Откуда ты знаешь? – напряглась Ева.

– Я так подумал, когда ты в начале упомянула про духи.

– Да. Мы объехали с ним дорогие салоны, где продаются духи «Юсико». У одного прилавка мой странник категорически разлегся, устроившись для долгого ожидания, а продавец вспомнила женщину с большой собакой.

– И что все это значит? – поскучнел мальчик.

– Это значит, что я с удовольствием даю приют тем, кто может понадобиться потенциальным клиентам.

– Твой предыдущий гость, чьи кроссовки мне предлагались, был наркоман, – заявил Илия. – Не боишься тащить в дом кого ни попадя?

Ева, посмотрев долгим взглядом мальчику в лицо, встала и прошла в ванную. Она осмотрела полки, отодвинула стиральную машину, приподняла зеркало, заглянула под него. Позади раковины к стене скотчем был прикреплен шприц.

– Наличие шприца, – заявила Ева, возвращаясь в кухню и выбрасывая находку в мусорное ведро, – говорит еще и том, что тот, кто пользовался моей ванной, может болеть диабетом.

– Ты оставляешь меня у себя в надежде, что кто-то будет меня искать?

– А тебя такое объяснение моей душевной щедрости обижает?

– Нет, – покачал головой Илия. – Меня такое объяснение устраивает.

– Ну и чего ты тогда улыбаешься? – завелась Ева. – Улыбается он…

– Ты смешная. Особенно, когда говоришь про детей. Ну, про то, как ты их не любишь, и все такое.

– И что в этом смешного?

– Таким самоуверенным красавицам, вроде тебя, я бы определял наказание за подобную уверенность в нелюбви. Я бы так устраивал жизнь, чтобы они оказывались многодетными матерями. Да, – кивнул он, вынося окончательный приговор, – и все дети – приемные!

– Ну ты и злюка! Ладно. Хватит философствовать, – покачала головой Ева. – Давай проведем пресс-конференцию. Вопрос первый. Ты грабил сейф своего папы?

– Папы? – фыркнул Илия. – Сейф? С чего ты взяла? Я пришел к тебе, чтобы найти одного человека. Просто пришел по объявлению.

– А почему от тебя пахло, как будто ты бомжевал уже неделю?

– Ну… Я издалека пришел. Все люди потеют! – заявил он с непонятной Еве гордостью.

– Вопрос третий и последний, – она села за стол, вытянула ноги и посмотрела в открытое окно. Там, на голубом фоне неба, вспучившегося кое-где расцветшей сиренью, плавал тополиный снег. – Ты имеешь отношение к Слугам Вечности и адвокату Дэвиду Капе?

– Он здесь? – встал мальчик и посмотрел в коридор. Ева молча покачала головой. Мальчик сел и задумчиво проговорил: – Вечность, конечно, подавляет. Но я не ее слуга.

Из ящика стола Ева достала лист бумаги, из своей сумки на полу – ручку. Она положила бумагу и ручку перед мальчиком, глядя, не отрываясь, в окно на сирень в снегу.

– Пиши договор. Укажи свое имя и адрес, а так же имя человека, которого ты хочешь найти.

– А это обязательно? – загрустил Илия.

– Да. Это надо для отчета.

– У меня нет ее имени. Я потому и пришел к тебе, чтобы ты нашла ее и сказала мне имя.

– Ее? Это женщина?

– Женщина, девушка, или девочка. Я точно не знаю.

– Очень жаль, – Ева встала. – Я не разыскиваю женщин. А также девушек, девочек и старушек. Только мужчин и животных.

– У меня есть ее рисунок, – Илия словно не слышит. – Вот, посмотри. Правда, она прекрасна?

– Ничего не выйдет! – кричит Ева уже из ванной.

– Я даже не знаю, родилась она уже, или уже умерла! – кричит Илия, подойдя к двери, за которой шумит вода.

Уже раздевшаяся Ева слышит его, и судорогой озноба встают волоски на руках.

Илия садится на пол, прислонившись спиной к стене, опускает голову на колени и говорит шепотом:

– Родинка на щиколотке. Похожа на запятую. Как ты это называешь – особая примета.