Ангел Кумус

Основную ценность, как определила для себя Ева, составляла сама квартира, в которой шестидесятидвухлетняя жена ждала семидесятишестилетнего мужа. Не менее ста двадцати квадратных метров. На ее изумление женщина объясняет, что мужу полагалась студия, как залуженному художнику, вот и дали такую большую квартиру – пятикомнатную. Они сломали перегородки, осталась кухня, спальня и студия. Большую часть студии занимали скульптуры, станки и расставленные в закрепителях полотна. И только в одном углу стоял гончарный круг, емкости с мокрой глиной, инструмент и полочки от пола до потолка с тысячей горшочков.

– Это – мой уголок, – поникла головой женщина.

– А что так грустно? Мне горшки нравятся гораздо больше, чем полотна и скульптура.

– Это-то и грустно. Мне тоже. Я сорок лет восторгалась его усовершенствованным примитивизмом, а тут вдруг на годовщину свадьбы решила сказать правду. Сказала, а он ушел.

– То есть ваш муж настолько уверен в значимости вот этого, – Ева обвела рукой студию и задержалась подольше взглядом на скульптуре скорченного лешего, играющего как на балалайке на собственном члене, – что воспринял ваше мнение как кровную обиду?

– Садитесь. Как вас зовут? А меня – Луиза. Садитесь и попробуйте понять. Он обиделся не на то, что я высказала нелестное мнение о его работах. Он обиделся на мою пожизненную ложь.

– Спасибо, чаю не надо, – остановила Ева гордую сухую фигурку женщины, направляющуюся через огромное пространство к кухне. – Посидите со мной и расскажите о его привычках.

– Самое ужасное то, что он редко выходил из студии, и я могу рассказать только о его привычках внутри этой комнаты, или вот этого кресла, он здесь сидел, когда уставал стоять. Я не знаю, что он может есть вне дома, потому что он никогда не готовил себе еду сам. Он не может спать вне дома, гостиницы вызывают у него отвращение. Он ненавидит общественный транспорт, и два раза в неделю мы заказывали шофера с машиной на случай разных нужд, но почти всегда этот шофер просто сидел здесь и играл с мужем в шахматы. За эти два года я даже научила его крутить глину. Вот его телефон, записан на стене.

– Как так получилось, что ваш муж увез все деньги из дома? Опишите поподробнее момент ухода.

– Этого момента я не видела. Я ушла в спальню. Поплакала, – женщина подняла вверх глаза, вспоминая, – потом вышла на воздух. Прошлась по бульвару, сходила в магазин. Я шла просить прощения. Купила торт, он ест только слоеный, в «Праге» не было, купила в булочной на Арбате. Вот и все. Вернулась. Его уже не было.

– Можно предположить, что муж ушел, а деньги в это время по какому-то стечению обстоятельств украли? Например, он не запер двери.

– Ну что вы! Это я так называю – деньги. На самом деле это бриллиантовое колье, две пары сережек и десять тысяч долларов. Колье и сережки лежали у меня в одном из горшков, чтобы их найти постороннему, нужно было перебить достаточное количество. Но ничего не тронуто! Пыль, милочка, она лежит правильно, ни одного чужого мазка! А доллары у нас были в спальне в коробке от кубинских сигар. Коробка эта просто валялась в кипе старых газет. Нет-нет, это взял муж, потому что он вытащил из пачки с резинкой и оставил в коробке две сотни.

– Он оставил вам две бумажки?

– А я про что! Ну станет грабитель так делать?

– Луиза, я прошу разрешения осмотреть квартиру. Не удивляйтесь, я загляну в холодильник и в мусорное ведро. А вы пока подберите мне одну из последних фотографий вашего мужа.

Из холодильника Ева достала перевязанную при покупке коробку. Она перерезала бечевку и открыла крышку. Нетронутый слоеный торт. Села за стол, осмотрелась. Кухня – не меньше двадцати метров. Грязновато, но уютно. Посуда хранит следы небрежного мытья, на подоконнике отдает тухлым вода в вазе с увядшими розами. Ева тронула поникшую белую головку и скривилась.

– Луиза! – крикнула она, доставая из-под раковины мусорное ведро, – Розы вы покупали?

– Нет, что вы. Розы каждый раз по просьбе мужа привозил шофер. Костя привозил, отдавал мужу, а тот торжественно вручал мне. Раз в неделю. Эти, что в кухне, он мне подарил в среду. А сегодня что?

– Понедельник! – Ева осмотрелась, взяла со стола несколько газет, расстелила их на полу и осторожно вытряхнула ведро. Проследила взглядом, как убегает потревоженный таракан.

– Понедельник, – слышно было, что женщина идет к кухне, голос ее становился ближе и теплей, без пустого эха мастерской, – да, розы были в среду, а ушел муж в воскресенье. Вчера. Извините, конечно, я понимаю, у вас свои методы, но мусор тоже выносил Костя, когда приезжал. Я просто паковала все в пакеты и ставила в коридоре. А соседи…

– У вас в коридоре стоят пакеты с мусором?

– Да. В среду Костя все вынес, а в коридоре теперь два пакета. За четверг и пятницу.

Ева идет в мастерскую, где висит на спинке старинного резного стула ее сумочка, достает и натягивает резиновые перчатки. Она возвращается к мусору на газетах, приседает и осторожно ковыряется в нем.

– Расскажите, что вы ели в субботу и воскресенье. Вот банка из-под рыбы.