Ангел-мститель (СИ)

И вдруг оказалось, что и ей есть, чем с другими поделиться. В жизненных вопросах ее одногруппники, живущие совершенно самостоятельно вдали от семьи, были намного опытнее, но в учебе мало кто из них мог с ней тягаться. К концу того первого колхоза она прониклась особой симпатией к трем Ша — Саше, Даше и Наташе — и после него весь семестр с удовольствием объясняла им, как делать расчетки и составлять из первоисточников рефераты. Правда, когда перед первой сессией они попросили у нее конспекты, чтобы переписать их, она слегка оторопела. Со школы в голове у нее засела мысль, что каждый учится для себя. Но просьба прозвучала так непосредственно, словно речь шла о ложке соли для супа, что ей и в голову не пришло отказаться.

После успешно сданной сессии девчонки провозгласили ее непревзойденным мастером создания идеальных шпаргалок и тут же заключили с ней бартерное соглашение: она на всех лекциях пишет — под копирку — два конспекта, они выстаивают за нее очереди в библиотеку и студенческую поликлинику. За пять лет это соглашение разрослось в сложную, густо-разветвленную сеть взаимных услуг с большей частью ее группы. И за все это время она ни разу не почувствовала себя в нем ни благосклонно одаривающей, ни унизительно выпрашивающей стороной. Любая просьба не сопровождалась — предварялась предложением помощи. И она ощущала себя равной среди равных, каждый из которых знает нужды другого и не скрывает своих.

Кстати, в том списке номеров телефонов, который продиктовала ей Лиля, не оказалось ни одной Ша — а ведь до нее как-то дошли слухи, что все они, отработав положенные по распределению три года, так или иначе оказались в ее родном городе. Странно. Не было, впрочем, в том списке и тех, от кого и дошли до нее эти слухи — несколько бывших одногруппников связывались с ней пару раз после окончания института. Она нахмурилась. И парней в том списке было всего двое — как раз тех, кто в институте почти не обращали на нее внимания.

Романов у нее в институте не было, но это отнюдь не значило, что к ней никто не проявлял интереса. Компания у них была молодая, и страсти — без постоянного родительского надзора — кипели вовсю. То и дело между кем-то из ее друзей взвивалась под облака мощным гейзером невероятная любовь, и жертвы ее забывали обо всем на свете, не видя и не слыша никого и ничего вокруг себя. На некоторое время. Затем на смену восторгу и поклонению приходили ревность, подозрения и обиды, и пара расставалась, демонстрируя нарочитую вежливость по отношению друг к другу на парах и в компании. Серьезных, долгосрочных отношений никто из них, казалось, не искал — просто, вырвавшись на свободу, они пытались взять от жизни все и сразу.

Помня постоянные наставления матери, та, которую позже назвали Мариной, смотрела на них со снисходительным удивлением. У нее самой еще ни разу не замерло сердце при взгляде на того или иного парня, и она никак не могла взять в толк, почему, влюбившись, они все словно выпадают из жизни, наплевав на важность учебы как подготовки к будущей трудовой деятельности. Глядя, как они вползают на пары с отрешенными, осунувшимися то от счастливой, то от мрачной бессонницы лицами, она только головой качала и не испытывала ни малейшей зависти — только сочувствие и облегчение, что ее эта чаша миновала.

После каждого празднования в общежитии кто-нибудь из ребят — из соображений безопасности — обязательно провожал ее домой. Она не придавала этому ни малейшего значения, даже если провожатым несколько раз подряд оказывался один и тот же из ее друзей, чуя неладное лишь тогда, когда на следующий день девчонки вдруг начинали многозначительно перемигиваться и оставлять ее в одиночестве при приближении настойчивого кавалера. Всякий раз при этом она приветливо здоровалась с парнем и тут же сбегала под прикрытие насмешливой девчоночьей стайки, настойчиво прося их не выдумывать того, чего и в помине нет.

Дважды во время таких провожаний дело дошло до объяснений в любви. Корявых и неловких — собственно, речь шла даже не о высоких чувствах, а просто о предложении встречаться; и оба раза застали ее врасплох. От неожиданности она мямлила что-то о том, что парень ей очень нравится, но только как друг, и вообще — у нее и времени-то свободного почти нет: учиться нужно, да и по дому тоже… Ей было так неловко, что она даже в лицо собеседнику посмотреть при этом не решалась — все больше к своим ногам обращалась.

Одногруппницы ее устойчивость воспринимали как личную победу — то ли в пику парням (Нечего, мол, о себе много воображать — не каждой любой из вас голову вскружить может), то ли боясь потерять своего непревзойденного мастера по созданию шпаргалок. После второй неудачной попытки сбить ее на романтическую тропу три Ша уверенно заявляли каждому, кто одаривал ее томным взглядом и склонялся к ней, чтобы шепнуть что-нибудь на ухо:

— Отстань от человека! Ее всякой ерундой не возьмешь — ее где-то настоящий принц дожидается.