Ангел-мститель (СИ)

В какой-то момент Катя упомянула, что ей срочно нужно провести испытание на довольно редкой установке, которая — по удивительному совпадению — находилась в институте той, которую позже назвали Мариной, и поинтересовалась, не может ли та случайно помочь ей в организации подобного исследования. Та, которую позже назвали Мариной, случайно могла — она сама имела к ней доступ и только-только ее освоила. Придя в восторг от осознания собственной нужности хорошим людям, она пообещала выполнить требуемую работу в самое ближайшее время. И выполнила, отказавшись на несколько дней от обеда — в рабочее время своих дел хватало.

Спустя примерно месяц ей позвонил Леня Бернадский — один из тех ребят, которые пытались в свое время за ней ухаживать. В разговоре с ним вступительная часть оказалась намного короче. Сославшись на Катю, с которой, как выяснилось, он в последнее время довольно тесно общался, он обратился к той, которую позже назвали Мариной, с такой же просьбой — вот только объем работы оказался существенно больше, а сроки — жестче. Она уже с нетерпением ждала предстоящего материнства, и даже своя собственная работа не представляла для нее такой важности, как прежде — не говоря уже о дополнительной. Но отказываться было неудобно — особенно после того, как совсем недавно она с удовольствием оказала такую же услугу Кате.

Ничего, решила она, еще пару дней в обед посижу, а может, и после работы — чтобы побыстрее справиться.

Тогда-то и случилась у нее первая серьезная размолвка с мужем. В тот день она пришла с работы намного позже обычного — не хотелось еще на один день обещанную помощь растягивать. Муж уже был дома и ходил из угла в угол, мрачный, как туча. Лишь только она открыла дверь, он тут же оказался в коридоре.

— Где ты была? — спросил он, раздувая ноздри. — Мы уже не знали, что и думать.

Она рассказала ему о просьбе Лени и о том, что работа была срочной — вот она и решила немного задержаться, чтобы сегодня же все и закончить.

— Бернадский? — прищурился муж. — А с какой это стати ты ему одолжения оказываешь? Да еще и во внерабочее время?

— Но я же не могу посторонней работой в ущерб своей собственной заниматься! — воскликнула она. — Я и для Катерины Астаховой такие же испытания проводила, где-то с месяц назад.

— А я почему об этом ничего не знаю? — процедил муж сквозь зубы.

— Да какая тебе разница? — удивилась она. — Ребята попросили помочь — у нас оборудование действительно лучше — и мне от этого только польза: больше опыта будет…

— Какая мне разница? — Она впервые в жизни почувствовала исходящую от мужа угрозу. — Мне очень большая разница, что происходит с моей женой и будущим ребенком. Ты, что, не понимаешь, что они тебя используют?

— Да брось ты глупости говорить, — поморщилась она. — Подумаешь — пару дней в обеденный перерыв за установкой посидела! Причем здесь «используют»?

— Используют! — уверенно рубанул ребром ладони воздух муж. — Так же, как все пять лет на всех экзаменах на твоем горбу выезжали. Почему они договор на выполнение работ не заключили? Очень срочно нужно или денег платить не хочется? Конечно, им проще такую дурочку, как ты, найти, которая — в положении — будет вместо обеда на них горбатиться. Тебе питаться нормально нужно! И не только тебе. Или ты о своих идиотах больше заботишься, чем о собственном ребенке?

Мужа единодушно поддержали ее мать и тихий внутренний голос. Оба они — по-своему, разными словами — убеждали ее, что ее понимание дружбы начинает оборачиваться безволием, что она и так сейчас несет двойную нагрузку и не имеет права подвергать опасности как собственное здоровье, так и здоровье ребенка, что нужно в первую очередь прислушиваться к словам тех, кто заботится о ней, а не пытается извлечь пользу из ее безотказности…

Когда ей позвонили в следующий раз — сейчас она уже и припомнить не могла, кто это был — она отказалась. Со спокойной совестью. Объяснив, что со дня на день уходит в декрет. В ответ она услышала подходящие случаю ахи и охи, поздравления с надвигающимся переходом в новое качество и пожелания счастья и здоровья. И все успокоились.

Первая годовщина окончания института подкралась к ней незаметно. Когда в квартире раздался звонок, она готовила сына к купанию. В тот день и муж, и мать задержались на работе, и она нервно носилась из ванной в комнату и обратно, проверяя температуру воды в ванночке, выхватывая из шкафа пеленки и распашонки и запихивая соску в рот орущему благим матом в ожидании вечернего кормления сыну.

Услышав в трубке голос бывшего старосты, с шутливой торжественностью объявившего ей о грядущем великом событии, она даже не сразу поняла, о чем идет речь. Сомнений — идти на встречу или нет — у нее не возникло; в последнее время она вместо ванны душ начала принимать, чтобы не выпускать двухмесячного сына надолго из поля зрения. Да и времени на размышления у нее не было — торопливо пробормотав, что у нее грудной младенец на руках, она извинилась и бросила трубку, чтобы вода в ванночке не успела остыть.