Ангел Петя

Как это ни странно, Петя знал, кого хочет найти, с кем поговорить, кому задать единственный вопрос. И это были не умершие ближайшие родственники – давайте не будем осуждать за это нашего героя, – дело в том, что лет с двенадцати он мечтал задать особый вопрос одному единственному человеку, и были это не папа-мама или другие близкие люди, увы. С самого детства у Пети, как и у многих одаренных детей, была мечта доказать Великую теорему Фермá. Спросите, почему тысячи, а то и сотни тысяч молодых дарований мечтали именно об этой Теореме? – Очень просто. Дело в том, что в ней идет речь об очень понятных вещах. Всем известно, что сумма квадратов двух целых чисел может в точности составлять квадрат третьего целого числа. Вот самый известный пример: три в квадрате плюс четыре в квадрате равняется двадцати пяти – квадрату пятерки, и таких троек чисел существует бесконечное множество. А может ли сумма кубов, третьих степеней двух чисел, составлять куб другого целого числа? Пьер де Ферма, математик живший в далеком семнадцатом веке, утверждал, что такого быть не может. Более того, таких замечательных троек чисел не существует не только для кубов, но и для четвертых, пятых, шестых и так далее степеней – любых целых больше двух. Собственно, это утверждение и есть Великая теорема. Говорят, что Ферма изложил ее на полях какой-то книги и там же написал, что придумал какое-то удивительное доказательство, которое записывать не стал. Прознав об этом, Петя вместе с тысячами амбициозных школьников всего мира, а также неисчислимым количеством вполне взрослых безумцев, принялся доказывать Теорему. Позже, сделавшись профессиональным математиком, молодой человек узнал, что теорема уже была доказана к тому моменту, как он про нее услышал. Ознакомившись с доказательством Петя вынужден был признать его правильность, но не нашел в нем ничего удивительного – Ферма, скорее всего, доказал свою теорему иначе, куда более изящно. Вот, почему, наш начинающий ангел попросил Пушкина свести себя со своим кумиром-математиком.

Александр Сергеевич рукой дал знак не мешать, прикрыл глаза и неспешно повернулся спиной к Пете, а лицом к храму. В молчании прошло несколько минут, потом Пушкин резко развернулся и объявил:

– Твоего математика здесь нет. И, судя по всему, никогда не было.

– Он что, до сих пор жив? – спокойно поинтересовался Петя; кажется, он потерял способность удивляться чему бы то ни было.

– Едва ли, – усомнился Пушкин. – Говоря «здесь его нет», и имею в виду, что он не входит в число знакомцев моих пансионеров, хотя, должен бы – личность популярная. А, может быть, дело в том, что в наш мир попадают не все, так считают многие.

– А куда же деваются остальные?

– Да кто их знает? Куда-то еще, наверное. Простодушная часть местного населения полагает, что мы в раю, а остальные – сам понимаешь…

– Ты тоже так считаешь?

– Нет. Определенно, нет. Конечно, пути Господни неисповедимы, но не до такой же степени! Скажу тебе честно, если я своим земным путем заслужил рай, то те, кто попал в ад настолько крупные грешники, что я и представить не могу их земные хулиганства! Впрочем, ну их всех – и грешников, и праведников. Садись-ка, брат Петр за стол – уж сколько времени не ели, подставляй бокал!

Петя протянул невесть откуда взявшийся в руке фужер, который Пушкин тут же наполнил из темной непрозрачной бутылки. Молодой человек поднес бокал к носу, вдохнул запах, почувствовал мелкие брызги, вежливо отпил полглоточка шампанского и задумчиво произнес:

– Возможно, религиозные представления о грехах, добре и зле не слишком соответствуют действительности, и всё дело в этом?

– А вот в этом можешь не сомневаться, – подтвердил Пушкин. – Абсолютно не соответствуют. Я был уверен, что ты это смекнул, сразу, как только здесь очутился.

– Я об этом еще не успел подумать, – признался Петя.

– Кстати, твой патрон сейчас будет здесь. Гуру, в смысле.

– Здорово! – обрадовался Петя и окинул взглядом горизонт, – ты его что, уже видишь? А, вспомнил, – он же пришел сюда через твое подворье. А когда я смогу с Бýлгаром так же разговаривать?

– Через годик, полагаю. Кстати, вот и он.

В небе, с той стороны, откуда недавно прилетел Петя, обнаружилась точка, которая вскоре выросла в знакомую фигуру.

«Моцарт, ты выпил без меня!», – раздался в голове голос Булгарина, словно тот не завис метрах тридцати над головой, а находился где-то совсем рядом.

– Почему Моцарт? – удивился Петя.

– Он тебя слышит, Бýлгар, – радостно закричал Пушкин, – этот enfant prodige тебя уже может слышать!

– Что такое энфант продиж? – подозрительно спросил Петя.

– По-русски это будет «вундеркинд», – очень серьезно ответил Пушкин, а потом, отчего-то рассмеялся, наверное, глядя на сияющее лицо Булгарина:

– Что, друг Бýлгар, похоже, твои сердечные дела налаживаются?