Я тряхнула головой. Такие факты я стала зубрить, когда отношения между мамой и папой совсем разладились. Как я уже говорила, ссорились они не слишком часто, во всяком случае, до криков дело не доходило. Но в некотором смысле это даже хуже – им вроде как было теперь не о чем говорить друг с дружкой. И чтобы забыть об этой гнетущей тишине, я старалась занять голову еще чем-нибудь. Впрочем, сейчас с грустью покончено – мой план сработал, и мне удалось заманить маму с папой на остров. А значит, сегодня мы тут все вместе заночуем. Они поймут, что ехать отдыхать с Пони или с Дурмот-Дурмот-Дурмотом мне не хочется. Завтра или послезавтра, но уж никак не позже я признаюсь, что у меня тут спрятана лодка.
Едва не лопаясь от гордости, я направилась в лес, чтобы маме с папой было проще меня найти. Бабушка права, учение – корень добра, главное, правильно его применить.
Я подошла к тропинке сбоку и услышала голоса мамы и папы. Сперва они переговаривались, а затем принялись громко звать меня по имени.
Прямо передо мной тропинка резко поворачивала к здоровенной, будто бы расколотой надвое скале. Быстро выбравшись на тропинку, я забежала за скалу и уселась спиной к родителям.
Первой меня заметила мама, – хотя точно я этого не знаю, я же сидела к ним спиной, – во всяком случае, закричала она первой. Судя по топоту, они оба бросились ко мне. Сидеть отвернувшись было непросто, но пришлось постараться. Я сидела не шелохнувшись и сиротливо глядела на деревья.
Добежали они одновременно, а вцепились в меня так, словно я была спасательным кругом. Это ужасно удивило меня, ведь я-то уже приготовилась недовольно огрызаться в ответ на их упреки. Но папа лишь гладил меня по голове и ласково называл по имени. Мама молчала и только смотрела на меня, крепко держа за руку, глаза у нее подозрительно блестели, а по щеке катилась одинокая слеза.
– Астрид, как же ты нас напугала, – мягко проговорила она. Мне сделалось не по себе, и я прикусила нижнюю губу, чтобы та не дрожала.
– А вдруг мы бы тебя не нашли! Никогда больше так не делай, – сказал папа, но тоже на удивление ласково.
– Я просто… – Я уже готова была во всем признаться и попросить прощения, но сдержалась. – …Просто решила стать отшельником, – быстро пробормотала я.
Папа рассмеялся, и когда я услышала его смех, с меня вмиг слетела вся напускная мрачность.
– Ладно, разрешаем тебе побыть отшельником, но жить будешь при этом с мамой или со мной, как прежде, – пошутил он, но тут же посерьезнел. – Астрид, как тебе такое вообще в голову пришло? Для нас – и для мамы, и для меня – это был самый ужасный день в жизни.
Мама кивнула.
– Мы с папой думали, что уже никогда больше тебя не увидим. Мы такое думали – даже и говорить не хочу, – продолжала она, и меня вновь охватила необъяснимая радость.
Когда мама с папой разъехались, они часто сердились друг на дружку. Не помню, когда они в последний раз выступали заодно, зато сейчас злость их наконец объединила, пусть даже злились они на меня.
Мама смахнула слезу. Волосы она собрала в хвостик, а одета была в джинсы и полосатый свитер. Прямо модель для каталога одежды.
– Как ты сюда добралась? – спросила она.
– Я познакомилась с одной рыбачкой. Она меня и довезла. На лодке, – ответила я.
– Рыбачка? – Казалось, взглядом папа вот-вот пробуравит во мне дырку. Глаза его напоминали угольки, которые втыкают вместо глаз снеговикам.
– Ну, просто одна тетя, которая как раз собиралась на рыбалку, – поправилась я.
– Астрид, по-твоему, мы в это поверим? – В голосе у мамы зазвучал металл.
– Эмилия, мне всего десять лет. Как еще я могла сюда добраться? – ответила я, приложив руку ко лбу. Я читала, что когда врешь, то верхняя часть лица чаще всего тебя выдает.
– Астрид! – Папин голос стал неуловимо похож на мамин. – Значит, некая женщина, с которой ты совершенно случайно столкнулась, взяла и отвезла тебя на этот остров? И ты хочешь, чтобы мы в это поверили?
– Но так оно все и было. – Я сильно-сильно скрючила пальцы ног, чтобы отвлечься и думать только о боли.
– У нас мало времени. Ветер усиливается, и покупатели ждут, ведь документы-то мы еще не подписали, – вспомнил вдруг папа, и лицо его омрачилось, а лоб прорезали стариковские морщины.
– В лодке обсудим. Но, возможно, ни в Южную Норвегию, ни на Крит ты в этом году не поедешь. Лучше тебе остаться дома, – сказала мама и потянула меня за руку по тропинке.
Вот оно. Совсем как в школе, когда я знаю ответ, а учитель спрашивает кого-то другого. В таких случаях я порой не могу совладать с собой и выкрикиваю ответ, даже не поднимая руки. А сейчас я проделала и то и другое – крикнула «ура!» и вскинула вверх обе руки, как игрок, забивший гол в ворота противника.
– Не притворяйся дурочкой. – Мама бросила мне куртку.
– Кем-кем? Дудочкой? – переспросила я.
– Твои штучки здесь не пройдут, – сказала мама, подталкивая меня вперед по тропинке.
16
Папа первым заметил, что лодка исчезла, – он увидел это еще до того, как мы спустились на берег. Еще никогда прежде я не слышала, чтобы он так ругался, и, судя по маминому лицу, она здорово испугалась.