Ангел сердца

Убедившись, что доступ к больному открыт, я с радостной улыбкой поспешила к Диме. Он уже не лежал, а полусидел в кровати, правда, всё ещё был немного бледен и выглядел измученным и уставшим. Я не стала задавать банальных вопросов о самочувствии, зная, что он всё равно мне ни в чем не признается, а вместо этого будничным тоном поинтересовалась:

– Ты сегодня ел что-нибудь?

– Мне давали утром бульон.

– Утром? Уже шестой час…

– Я не хочу есть, – безапелляционно отрезал он.

– Это не обсуждается, – резко заявила я, меняя курс своего движения.

Я ненадолго покинула Диму, вернувшись с чашкой свежезаваренного бульона.

Дима лежал, вцепившись в край одеяла, и мне становится абсолютно ясно, что он не собирается так просто сдавать свои позиции. На то, чтобы переубедить его, уходит порядка пяти минут. Я чувствовала себя назойливой опекуншей, и мне было вдвойне неловко оттого, что на нас с любопытством взирали ещё четверо больных. Но отступать я не собиралась. Сейчас в его жизни и здоровье сосредоточена моя цель существования.

Наконец Дима сдался. Я помогла ему сесть поудобнее, и придержала тарелку. Упрямый парень отобрал её у меня и попробовал есть самостоятельно. Выражение его лица недвусмысленно говорило о том, что ему не нужны сострадание и жалость.

– Могло быть и хуже, – произнес он через силу.

Я пожала плечами, принимая равнодушно-показной вид.

– Ладно, раз ты такой самостоятельный, приятного аппетита! Может быть, кто-нибудь ещё хочет есть? – переключила я внимание на остальных больных.

В медицинском крыле оставались ещё три человека: два пенсионера, знакомые мне по вчерашней ночи, и женщина лет сорока – у нее многочисленные раны лица и рук – это то, что я вижу. Мне искренне жаль их, пострадавших от рук стебачей. Я догадываюсь, что в тот злополучный день они, вероятно, оказались в эпицентре событий или были схвачены стебачами после. Если события развивались по второму сценарию, то становится непонятным, почему же их выпустили. Мне казалось, что стебачи – нацеленные на убийства роботы. Но в последнее время моя точка зрения стала меняться. Вдруг они действительно преследуют немного иную цель – освободить территорию при минимальном количестве жертв?! Моя теория подтверждается многочисленными фактами: они не предпринимают активных действий с тех пор, как вселили в городе панику и навели беспорядки, они дают людям шанс спокойно эвакуироваться. И вместе с тем остается непонятным: нежели власти города никак не могут совладать с непонятно откуда взявшимся образованием людей? Неужели нет способа утихомирить стебачей, и проще вот так вот сдаться – освободить для них город и перебраться в другой населенный пункт?! Или мы тоже не так просты: делаем вид, что согласны на всё и безропотно принимаем их условия, а сами готовим ответный контрудар?

Бесконечное множество вопросов посещает мою голову в тот момент, когда я смотрю на эту женщину. Я слишком поздно поняла, что задержала на ней взгляд гораздо дольше положенного. Она уже смотрела на меня, как на врага и вот-вот готова была взорваться от вспышки охватившего её гнева и высказать мне в лицо всё, что думала о моей бестактности. Я бросила на неё извиняющийся взгляд и вновь обернулась к Диме. Он почти доел и поспешно сунул мне в руки тарелку, но я успела заметить, как он слаб – его ладони дрожали от напряжения.

– Вот и молодец, – не подавая вида, похвалила его я. – Думаю, что если и впредь не будешь сопротивляться медицине и кормёжке – скоро пойдешь на поправку.

Я старалась улыбаться и веселить его, но на самом деле мы, все здесь оставшиеся, чувствовали себя угнетенно. Словно ждать спасения больше было неоткуда, и последняя надежда покинула наши сердца. Шума из коридора больше не было слышно, узкие земляные стены давили и действовали на психику не лучшим образом, да ещё и неизвестность перед завтрашним днем. Никто не знает, на что способны стебачи и что нужно сделать, чтобы противостоять им.

Я осталась в медицинском крыле ещё на некоторое время, а когда окончательно собралась уходить, дверь чуть приоткрылась, и я едва не потеряла дар речи. Тот самый парень, что выстрелил вчера в Диму, затравленно обвел глазами комнату и, заметив того, кого искал, сделал неуверенный шаг вперед. Теперь я смогла разглядеть его лучше. Он был высокого роста, худой и сутулый, совсем ненамного старше нас, а может быть, даже ровесник. Наткнувшись на мой угрожающий взгляд, парень угнулся ещё больше, отчего превратился в совсем беззащитного пацаненка.

– Простите, я ненадолго. Можно?

Любовь Ивановна, вышедшая из-за ширмы, сурово сдвинула брови и, поинтересовавшись, по какому вопросу, получив в ответ: «Я вот к этому парню», со вздохом махнула рукой, снова скрываясь в своем «кабинете».

– Я ненадолго, – повторил парень, теперь уже для нас с Димой.