– Боюсь, что на этот вопрос я вряд ли смогу ответить. Я был лишь мелкой пешкой в их иерархии, и был посвящен в то, что знаю сейчас лишь потому, что мой старший брат занимал там особые позиции.
– А ты не пробовал переубедить брата? – осмелев и почувствовав в Диме соратника, парень легко перешел с ним на «ты» и даже сделал пару шагов вперед, сокращая расстояние.
– Поверь мне, это бесполезно.
– Они знают? – он воздел глаза к потолку, имея в виду штаб.
– Знают. Всё, что мог я уже сделал. Боец из меня никакой, сам видишь, – Дима с горестной усмешкой воззрился на одеяло, в то место, где находилось его ранение.
На секунду парень потупился, встревоженный напоминанием о своем неразумном поступке, но всё же набрался сил произнести следующую фразу:
– Нужно узнать, что они собираются предпринять. Возможно, это можно сделать гораздо быстрее и проще, без человеческих жертв.
Мы с Димой бросили на него вопросительные взгляды, и парень спокойно и внятно объяснил:
– Нужно рассредоточить команду стебачей. Лишить их командования, и тогда, возможно, удастся их переубедить или воздействовать иным мирным способом.
«Лишить их командования» – идея хорошая, но это значит – убить. Убить Диминого брата.
Я встревоженно взглянула на Диму, но он сохранял спокойствие. По меньшей мере, видимое. Он столкнулся с моим понимающим скорбным взглядом и улыбнулся, хотя глаза стали жесткими.
– Хорошо. Иди, и, по возможности, расскажи потом, что там решили.
На прощание парни пожали друг другу руки и расстались едва не приятелями. Меня это почти не удивило.
– Кстати, я Виктор, – обернувшись у двери, уточнил парень. – Поправляйся! Я постараюсь заглянуть завтра утром, – сказал он на прощание, скользнув взглядом и по мне, но по-прежнему опасаясь моей напускной строгости.
Я ушла ближе к ночи, неохотно оставляя Диму в медицинском крыле. В опустевшей общей спальне помимо меня разместился отряд добровольцев, с которыми мы познакомились прошлой ночью, да Васильич, полномочия которого с отъездом постояльцев стали ещё скромнее. Необходимости спать на полу на матрацах больше не было, поэтому я перебралась на одну из пустующих кроватей и закрыла глаза, чувствуя, как по телу разливается усталость, которую я отгоняла весь день. Мне хотелось представить, каким будет завтрашний день. Будут ли стебачи нападать, как было запланировано изначально или их планы поменялись? Какую тактику выберут наши войска – оборонительную или наступательную? Едет ли на подмогу армия, или мы, как последние трусы, просто сдадимся перед стайкой опьяненных сумасшедшей идеей мерзавцев с оружием в руках?
Как ни пыталась я дознаться, Васильич не сказал ни слова о завтрашнем дне. То ли служебная тайна не позволяла, то ли туманность планов, то ли ещё какие-то трудности, о которых я могла лишь догадываться. Я решила не лезть не в свое дело, и полностью положиться на волю судьбы. Неужели она способна оставить нас после всего, что уже выпало на нашу долю?!
С утра я снова заняла пост возле Диминой койки. Любовь Ивановна уже не ругалась и даже смотрела на меня не так строго, как прежде. Наверно, смирилась с моим каждодневным присутствием здесь. Или привыкла, обращая на мое присутствие здесь столько же внимания, как на белый халат и шапочку, которые она всегда носила.
Мы с Димой болтали на разные темы, стараясь избегать всего, что касалось сегодняшнего дня и войны в целом, и я чувствовала себя почти счастливой. Парень явно шел на поправку, что не могло не радовать. Окончательно расслабиться мне не давало лишь висящее в воздухе напряжение и угнетающая тишина вокруг. Все ждали чего-то страшного, но при этом делали вид, будто всё, как обычно.
Между «постояльцами» медицинского крыла уже сложилась особая приятельская атмосфера. Когда я зашла, то увидела, как пенсионер Илья Николаевич, как оказалось, живший недалеко от меня, прямо на той же улице, играл с Димой в шахматы, задумчиво почесывая отросшую бороду. Видимо, Дима оказался сильным соперником.
Они пытались привлечь и меня, но я честно призналась, что не умею, и научить меня довольно сложно, так что «уж лучше как-нибудь в другой раз». А вот Дима запросто ставил «шах» и «мат», так что скоро против него сражались уже всей компанией, пока я любовалась на его озаренное лицо и блестящие от азарта глаза, в которые я была влюблена без меры. Так здорово было понаблюдать за довольными лицами или поговорить о чем-то положительном. Хотя бы о том, как заживают раны.
Несколько раз в день медсестра делала Диме перевязку и обрабатывала рану чем-то вроде спирта. Запах стоял на всю палату, а возможности проветрить помещение не было. Не обходила она вниманием и меня, сообщая, что её мама, Людмила Викторовна, взяла с неё слово приглядывать за мной, поэтому Танечка с периодичностью раз в три часа выгоняла меня из медицинского кабинета покушать или чуть-чуть отдохнуть, вздыхая о том, что возможности выйти на воздух не представляется. Васильич строго-настрого запретил любые вылазки, и перечить ему никто не решался.