Самое лучшее сейчас было бы отвлечься работой, но телефон молчал, а самому идти в приемник и в ожидании пациентов трепаться там с дежурными сестрами, как делает Ян Колдунов, Костя полагал ниже своего достоинства. Беседа там велась обычно о всякой ерунде, да и то при его появлении как-то угасала. Осторожно, стараясь не скрипеть, он приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Там было сумрачно, лишь дежурный тусклый свет мигал под высоким сводчатым потолком, и на посту горела настольная лампа.
Костя подошел ближе. Надя сидела за столом с книгой, но не переворачивала страницы.
– Все спокойно, – сказала она тихо.
Он кивнул, не останавливаясь, как будто собрался на крыльцо покурить.
Спустился в санпропускник. За хлипкой белой ширмой журчал унитаз. Пахло хлоркой и тоской, и впервые в жизни Костя задумался, что ребенку должно быть очень страшно здесь оказаться.
А может быть, и ничего, просто у него самого такое настроение, что в потеках масляной краски на фанере ширмы, в вытертой до белесой тканевой основы клеенке на топчане, даже в тяжелом железном абажуре настольной лампы, во всем здесь ему видится тонкая и вкрадчивая улыбка смерти.
На секунду пожалев, что не курит, Костя вышел на крыльцо. Дождь прошел, оставив в воздухе мелкую морось и горький аромат гниющей листвы.
Где-то за корпусом прошумела по лужам машина «скорой», вдалеке мелькнул под фонарем белый халат, видно, Ян Колдунов или его дежурный коллега спешил на очередную консультацию. А так было тихо. Казалось, клиника спит, но Костя знал, что по ночам она борется за жизнь особенно ожесточенно, молча, стиснув зубы, стараясь не уступить ни пяди.
– Сегодня я свою битву проиграл, – сказал он тихо и вернулся в отделение.
Надя сидела, все так же глядя в книгу, и Костя вдруг остро пожалел, что не может разделить ее горе по-настоящему. Если бы он чувствовал, что и она, так и знал бы, наверное, как сделать, чтобы ей стало полегче, а сейчас способен только на казенные слова утешения, да и те почему-то застревают в горле. Поэтому он снова прошел мимо, не останавливаясь, а оказавшись в ординаторской, лег на диван и на этот раз мгновенно уснул.
Ян редко простужался и не привык болеть, поэтому, почувствовав легкое першение в горле, не обратил на это внимания, а спокойно поехал на работу, где тоже долго не понимал, за что какой-то добрый человек налил ему в голову ковшик-другой расплавленного чугуна.
Коллеги предположили, что он мается похмельем, и не трогали страдальца, но около двенадцати в отделение пришел консультировать терапевт и с порога поставил Яну диагноз ОРВИ, после чего его обозвали разносчиком инфекции и безответственным козлом и пинком отправили домой.
Он ехал в метро с новым для себя ощущением, что силы утекают из него, как вода из ванны, когда выдернешь пробку. В полубреду даже живо представилась эта воронка, закручиваясь в которой, последняя энергия покидает его организм.
Скорее всего, его принимали за пьяного, пока он брел от метро домой, по классике жанра с головы даже слетела фуражка, и Ян всерьез испугался, что глаза выпадут из черепа, если он наклонится ее поднять. Но угасающее сознание напомнило о чести мундира, и Ян все-таки рискнул.
Он вскарабкался по лестнице, отдыхая на каждой ступеньке, с трудом попав ключом в замочную скважину, открыл дверь, и от порога до кровати полз уже на карачках. Выключился прямо в форме, едва голова коснулась подушки, и очнулся только от того, что Константин Петрович снимает с него мундир.
Чувство было такое, что он просто моргнул, но за окном оказалось уже темно.
Отстранив Константина Петровича, Ян скинул брюки и укрылся одеялом. С укоризненным вздохом Коршунов подобрал с пола одежду, аккуратно повесил на плечики и вышел, чтобы через секунду вернуться с уже вдетым в уши фонендоскопом.
Ян замахал на него руками:
– Уйдите, я заразный.
– Это мой врачебный долг, – произнес Константин Петрович без улыбки, сел на край постели и приставил обжигающе холодный инструмент к груди Яна, – дышите.
– Стараюсь. Пневмония, кстати, в первые сутки заболевания не развивается, если вы не в курсе.
– Развивается. Дышите.
Ян подышал, отвернувшись в сторону и для гарантии прикрыв лицо простыней.
– Да, пока не слышно. Откройте рот, – жестом фокусника Коршунов извлек откуда-то чайную ложку, чтобы ее черенком нажать Яну на язык. Был большой соблазн послать его подальше, но, прикинув, кто победит в этой борьбе, Ян послушно открыл рот.
– Горло красное.
– Да что вы говорите! Правда, Константин Петрович, идите подальше от греха. Заразитесь еще, а вы с детьми работаете.
– Повторяю, это мой врачебный долг, – повторил сосед, – я не имею права отказать человеку, который нуждается в помощи сегодня, ссылаясь на тех, которые будут нуждаться в ней завтра. Тем более что у вас наверняка обычная простуда.
– Да?
– Разумеется. Бегаете голый по территории, вот и результат.
От удивления Ян приподнялся на локте, но тут же закашлялся и рухнул в подушки.
– Вообще-то, я не замечен в подобных эскападах, – заметил он, отдышавшись, – хотя, может, я чего-то о себе не знаю…