Ангел скорой помощи

– Это правда, но, ты знаешь, странная ситуация. Я когда съезжала, прямо пылала от ненависти. Думаю, все, прощайте навсегда, сидите, жрите тут свою сметану.

– В смысле? – не понял Ян.

– А, это просто была последняя соломинка, – усмехнулась Соня, – ты знаешь, когда я вернулась с ликвидации, родители меня встретили так, будто я из тюрьмы вышла. С одной стороны, опозорила семью, много горя причинила, но с другой – вроде родная кровь, не гнать же на улицу. Не простили, что я посмела их ослушаться и заставила волноваться. Что ж, имеют право, думала я, но как-то я обмолвилась, что там люди пострадали, и вдруг моя мама говорит буквально следующее: «Да наплевать на них! Всем помогаем, а я сметаны нормальной не могу купить!» И так мне что-то горько стало, что я вещички в сумку покидала и уехала. Переночевала на работе, а днем вот эту комнату жуткую нашла. Первое время только и всплывали в памяти старые обиды, а сейчас я понимаю, что соскучилась. Не особенно их одобряю и люблю, но они же мои родители, надо принимать их такими, какие они есть. Имеют право выдать замуж единственную дочь, так что месяцок с ними под одной крышей я как-нибудь перетерплю, а после этого на контрасте семейная жизнь с тобой покажется мне просто нечеловеческим блаженством.

– Надеюсь, что так. Но ты же говорила, что твои родители категорически возражают против моей кандидатуры? Вдруг они запретят тебе выходить за меня замуж?

– В таком случае жди меня здесь с вещами, – сказала Соня строго и села в кровати. Он не удержался, поцеловал едва заметный шрам в форме кометы. В темноте почти ничего не было видно, но Ян точно знал, где он.

Соня обернулась, погладила его по груди, и он угадал в темноте ее улыбку.

– Ты сегодня рыцарь? – спросила она.

– Сегодня и всегда, но сегодня особенно! – Ян бодро впрыгнул в брюки.

– Отдохни лучше дома, а то не успеешь на метро.

– Ну уж нет!

Соня хлопала руками по кровати, пытаясь в темноте найти свое белье, которое, в этом Ян был почти уверен, следовало искать где-то в другом месте. Сообразив, что она стесняется при нем включать свет, Ян сказал, что поставит чайник, и вышел из комнаты, тоже не обнаружив своих носков.

«Может, и не надо никуда переезжать, – вдруг подумалось ему, когда в ванной уютно зашумела вода. – Бог с ними, с воспоминаниями, они все равно со мной переедут, а так Костя скоро женится, переберется к Оле и ее любящим родителям, а мы тут с Соней заживем… Ремонт, может, даже замутим. Витьку Зейду попрошу, он за два дня побелит потолки и обои поклеит, а я ему за это тоже что-нибудь сделаю хорошее. Договоримся, короче говоря».

Яну вдруг остро захотелось, чтобы эта новая жизнь началась прямо сейчас, с этой минуты, но раз для Сони так важно, чтобы все происходило по закону и по правилам, то он потерпит, никуда не денется.

Соня появилась на пороге кухни строгая и свежая, уже одетая для выхода.

Ян быстро метнулся в комнату, схватил первый попавшийся свитер и носки.

– Точно поедешь провожать? – спросила Соня.

– А ты точно не останешься?

Она досадливо поморщилась и направилась к выходу. Ян последовал за нею.

По дороге молчали. Ян курил в окошко, а Соня, тормозя на светофорах, поглядывала на него и улыбалась. В свете фонарей улыбка казалась немного загадочной и грустной, и Ян, глядя на нее, воображал, как лет через двадцать они так же поедут по этой дороге, и он спросит «а помнишь?», и она, даже не дослушав, ответит «конечно, помню» и улыбнется ему так же загадочно и грустно, как сейчас.

* * *

После звонка Яна Костя вскочил, будто по тревоге. Соню он очень уважал, и из всех девушек мира, пожалуй, только к ней питал легкую привязанность и нежность, поэтому радовался за нее, что она встречается с таким хорошим человеком, как Ян Колдунов, готов был всеми возможными способами способствовать этому роману, но в то же время ни за что не хотел бы встретиться с Соней дома, зная, зачем она сюда пришла.

Обычно Костя придавал большое значение своему внешнему виду, но сейчас стремительно нацепил что под руку попалось и помчался к метро.

Увы, скоротать времечко он мог только в одном месте – на службе. Точнее, в двух, ибо служб было две, но принципиально это дела не меняло. Ни друга, который принял бы товарища с распростертыми объятиями и напоил чайком, ни девушки, сделавшей бы для него примерно то же самое, в распоряжении Коршунова не имелось. И видит бог, до сегодняшнего дня ему в голову не приходило расстраиваться по этому поводу.

Итак, на какую из работ поехать, на кафедру или в городскую больницу? Взглянув на себя в широкое окно павильончика метро, Костя решил, что в таком расхристанном виде показываться на кафедре, пожалуй, не стоит, а вот для приемного покоя – самое оно. Там его примут с распростертыми объятиями хоть в тростниковой юбке, если только он готов помогать.

Костя зашел в булочную, взял упоительно свежий «Ленинградский» батон и кулек пряников для дежурной смены и поехал на работу.