Положив трубку, Костя понял то, что в принципе знал и раньше и что вполне его устраивало – в их браке главной будет внешняя сторона. Кто что чувствует, дело десятое, главное, чтоб окружающие видели во всех отношениях идеальную семью.
Что ж, все его знакомые так жили, и Славины, и Бахтияровы, и в его собственной семье было заведено именно так. Напоказ.
Оставалась одна надежда – на переменчивую и хмурую ленинградскую погоду, но и она подвела, вдруг разогнала тучи и подарила ясный, почти по-летнему теплый день.
С ненавистью взглянув в окно, Костя начал собираться.
Положил в рюкзак спортивный костюм и кеды, наполнил термос чаем, сунул в карман шоколадный батончик для экстренного восстановления сил, съел легкий завтрак и вышел на улицу, где его через пять минут подобрала Соня.
По пустым с утра воскресным улицам быстро доехали до Оли, а потом подхватили Яна, хмуро курившего возле приемного покоя. На правах человека после суток он упал на заднее сиденье, не особо скрывая отвращения ко всему происходящему.
– Как дежурство? – спросила Оля.
– А я еще и завтра пойду, – хмыкнул Колдунов, – точнее, сегодня вечером. Так что, Константин Петрович, мчитесь, как ветер, у меня каждая секунда сна на вес золота.
Костя обещал постараться.
В парке, где проходили соревнования, было многолюдно, но не так весело, как на академическом кроссе.
На главной поляне были расставлены столы, но в этот раз не с бутербродами, а с табличками, официальными списками, стопками номеров и картами. По лицам физруков сразу становилось понятно, что это серьезное и ответственное мероприятие. Возле старта на трибуне сидело начальство, а простые сотрудники расхаживали кто где с довольно унылым видом, и по выражению их лиц можно было догадаться, что пришли они сюда не по зову сердца, а по обязаловке.
Радовала только погода, теплая и ясная, как тень последней улыбки ушедшего лета.
Вдруг Костя увидел отца. Тот оживленно беседовал с древним дедушкой с бородой, белой, как мелованная бумага, но, заметив сына, легко и красиво спрыгнул с трибуны и направился к нему.
– Здравствуй, сын, здравствуй, Оля! – сказал он радушно. – И Сонечка тут, какой приятный сюрприз!
Он сердечно обнял Олю как будущую невестку, а Соне поцеловал руку, и Косте в этом жесте почудилось что-то нарочитое.
– Хотя, наверное, вас уже пора Софьей Сергеевной называть, – отец все еще держал Соню за руку, – ах, летит время, летит безжалостно… Вчера еще под стол пешком ходили, а сегодня известный в городе специалист. Наслышан о ваших успехах, Сонечка, молодец, так держать!
Соня с улыбкой произнесла дежурное: «Что вы, какие успехи, все как у всех», – и представила отцу Яна.
– И о вас наслышан, – сегодня отец был само радушие, – вижу, вы благотворно влияете на моего охламона.
Ян по-совиному моргнул и вытаращился:
– Это ваш сын делает меня лучше.
– Пришли, стало быть, поболеть за товарища? – отец засмеялся, и снова Косте показалось, что нарочито. – Отрадно видеть в молодежи такой сильный командный дух. Что ж, сынок, я тоже буду за тебя болеть и надеяться, что сегодня ты не подведешь ни альма-матер, ни меня. Пойдемте, дорогие мои, я посажу вас на трибуне, оттуда прекрасно видно почти всю дистанцию. Будем вместе переживать за моего отпрыска.
– Спасибо, я бы с удовольствием, – улыбнулась Соня, – но у меня Ян после суток, сами видите, еле стоит на ногах, а ему еще в ночь заступать.
– Это кто же придумал такой безумный график?
– Кто-кто? Грипп! – проворчал Ян и закрыл глаза.
– Нет, юноша, это некомпетентность руководства, – отец приосанился, – в моей вотчине вы никогда не встретите столь вопиющего нарушения трудового законодательства, несмотря на эпидемии и любой другой форс-мажор.
«В моей вотчине! Тоже еще феодал выискался», – желчно подумал Костя.
– Ну а у нас вот так, – улыбнулся Колдунов.
Соня взяла Яна под руку:
– Петр Константинович, рада была вас повидать, но мы поедем.
– Бросаешь нас одних? – капризно протянула Оля. – Тут же до метро три дня на оленях.
– Ну что ты! Закину его домой и сразу вернусь сюда, к вам.
Отец сказал, что тоже за рулем и сам с удовольствием отвезет детей домой, так что дорогая Софья Сергеевна может не трудиться. За сим Ян с Соней отбыли, а Олю папа увел с собой на трибуну.
Со вздохом облегчения Костя огляделся, заметил знакомый потертый брезент академической палатки и не спеша двинулся туда.
Палатка располагалась весьма живописно, в конце дубовой аллеи. Листва почти облетела, но ветви старых дубов сплелись туго, как траурная вуаль. По толстым, испещренным сетью глубоких трещин стволам быстро сновали белки, и дети протягивали им на раскрытых ладонях кедровые орешки.
Первый, кого он встретил возле палатки, был Надин отец. Костю обожгло то ли стыдом, то ли страхом, но Женя вежливо поздоровался с ним и пожелал успеха так тепло, как настоящий наставник.
Настроения это не улучшило.
«Существует два вида отцов, – горько вздохнул Костя, шнуруя кеды, – одни тренируют, а другие требуют побед».