Ангел-стажёр (СИ)

Святые отцы-архангелы, смиренно привлекаю ваше внимание к тому факту, что моральное удовлетворение является единственным вознаграждением и неотъемлемым правом любого члена нашего сообщества. Даже если он слегка проштрафился … нет, увлекся … нет, проявил излишнее рвение в достижении максимально выдающихся результатов своей миссии.

Нет, добившийся столь блистательного успеха член нашего справедливого сообщества подгадает сдачу тайника прямо к Татьяниному распределению. И оказавшись в нескольких шагах от нее, прыгнет в инвертацию и в полной мере насладится своим заслуженным триумфом. А потом пусть и встречают, и принимают. Кто угодно.

Лежать на диване унылым бревном я больше не мог. Сказалась привычка к земному комфорту часов — чувство времени ко мне, конечно, вернулось, а вот способность оценки скорости его течения — нет. Мне казалось, что ночь уже точно прошла, но с этим круглосуточно ровным освещением в родных пенатах судить было сложно.

Ты смотри, ноги затекли! Я пошел по копии своей земной квартиры, довольно естественно подволакивая их. Кровь побежала быстрее, и в икры словно тысячи иголок вонзились. Отлично, мышцы лица самостоятельно в страдальческую маску сложились. Пусть наблюдают, как я корчусь от желания попасть на допрос. Ну, не умолять же мне их об этом!

Через часа два — навскидку — брожения по камере за мной никто так и не пришел.

Я снова рухнул на диван — уже без всякого притворства. Ладно, меня всегда отличало умение извлечь пользу из самой, казалось бы, неблагоприятной ситуации. Надо поспать. Вот точно они захотят меня спросонья допросить, надеясь на мою потерю самоконтроля.

Последний мне определенно понадобился — никто не пришел за мной и весь следующий день.

Стас, в ответ на мой вызов, рявкнул: «Я сказал — по вечерам она докладывает!» и тут же отключился. Жаль — пропустил добрый десяток особо избранных выражений в свой адрес.

Внештатникам крупно повезло, что они и встретили мой выход в коридор, и плелись за мной — все четыре круга — в полном молчании.

Вернувшись в свою камеру, какое-то время я наслаждался разговором с Татьяной. Воображаемым. На настоящий я опять не решился — несмотря на почти полную уверенность в том, что никаких специалистов по мысленному перехвату вокруг меня нет.

Но я также был уверен, что она, как обычно, засыплет меня вопросами. И — тоже как обычно — повернет разговор так, что мне отвечать на ее вопросы придется первым. А мне нечего было ей сказать — кроме полной неопределенности своего положения. Что только подстегнуло бы ее упрямство в намерении оставаться рядом до не менее полного прояснения этого положения.

В нашей воображаемой беседе тоже, в основном, она говорила. Но не бомбардируя меня своими «Почему» и «Зачем» до моей окончательной потери связного мышления, а рассказывая мне о том, как она проводит каждую минуту своих дней, как ей меня не хватает и как она на все готова, лишь бы я поскорее вернулся.

На последней фразе я ее поймал и мягко, но твердо объяснил, что наше максимально быстрое воссоединение целиком и полностью находится в ее руках. Разумеется, ей это понравилось.

Я добавил, что никто, кроме нее, не может развязать мне руки, чтобы последние вплотную занялись моим освобождением. Она тут же загорелась идеей освобождения меня в четыре руки.

Я деликатно напомнил ей, что мои руки привыкли самостоятельно справляться с поставленными перед ними задачами, и единственное подкрепление, от которого они бы не отказались — это моя голова, если бы удалось каким-то чудесным способом освободить ее от постоянных мыслей о ее, Татьяниной, безопасности.

После чего наш даже воображаемый разговор совершенно вышел из-под моего контроля. Снова говорила одна только Татьяна, засыпая меня примерами из нашей земной жизни, в которых якобы я прямо шагу не мог успешно ступить без ее, Татьяниной, помощи.

Я решительно прервал ее, заподозрив очередной всплеск чувства юмора неуловимых отцов-архангелов.

Во время моего пребывания на земле в невидимости, мое внушение Татьяне было безотказным.

После перевода меня в открытые земные резиденты, мой монолог превратился в наш с ней диалог, и мне уже пришлось убеждать ее словесно, с немалым иногда трудом подыскивая аргументы, способные справиться с ее упрямством. Но все же успешно. Большей частью.

И после нашего с ней перехода в родные пенаты контакт этот не потерялся, даже когда все остальное у нее в памяти было подавлено. И со всеми нашими неслыханными способностями, вдруг зацветшими буйным цветом — уж не вознамерились ли, шутки ради, отцы-архангелы и дальнодействие моего внушения увеличить, и Татьяне мысленное слово оставить? На пару с ее упрямством, только крепнущим под моими вескими аргументами.

Это что — я только что сам внушил ей, что и здесь без нее не справлюсь?!