Ангел тьмы

– Я алиенист и психолог, – ответил доктор. – В этом качестве работаю в большинстве нью-йоркских больниц. Кроме того, я при необходимости провожу для города оценки психической дееспособности и выступаю свидетелем-экспертом в таких процессах, как этот.

Мистер Дэрроу порывался уже было задать следующий вопрос, но тут доктор продемонстрировал, что имел в виду, когда сказал, что выучился кое-чему у адвоката защиты:

– Однако я должен добавить, что в настоящее время не являюсь действующим директором Института в связи с судебным расследованием дел в нем, начатым после самоубийства недавно поступившего к нам мальчика.

Расстроенный тем, что шанс лично вытрясти эти сведения из доктора ускользнул, мистер Дэрроу спросил:

– Фактически вам было приказано не возвращаться в Институт в течение шестидесяти дней, верно?

– Да. Подобное решение – не редкость для суда с учетом имеющихся обстоятельств. Оно позволяет более свободно и эффективно расследовать, что же вынудило мальчика лишить себя жизни.

– И следствию уже удалось обнаружить какие-либо ответы на вопрос, почему мальчик лишил себя жизни?

Доктор почти незаметно опустил глаза:

– Нет. Не удалось.

– Это, должно быть, особенно разочаровывает человека, большую часть жизни старающегося помогать детям.

– Вряд ли разочаровывает. Озадачивает, это верно. И тревожит.

– Ну, я не алиенист, доктор, – изрек мистер Дэрроу, подойдя к присяжным. – Но, на мой взгляд, озадаченность и тревога вместе как раз без особого труда могут составить разочарование. Вы не согласны?

Доктор пожал плечами:

– Возможно.

– А человек, разочарованный в одной области, вероятно, захочет найти удовлетворение в другой – по крайней мере, так всегда казалось мне. – Вернувшись к своему столу, мистер Дэрроу взял с него книгу. – Скажите – вы знаете доктора Адольфа Майера56?

Доктор кивнул:

– Конечно. Он мой коллега. И друг.

– Похоже, дети тоже представляют для него особый интерес, судя по его работам.

Доктор безмолвно кивнул.

– Полагаю, вы читали, что он пишет о детях с, как он выражается, «болезненным воображением»?

Доктор снова кивнул, и мистер Дэрроу осведомился:

– Может, вы расскажете присяжным, что означает этот термин?

– Болезненное воображение, – ответил доктор, поворачиваясь к присяжным, – характеристика детей, чьи фантазии не поддаются контролю, даже с помощью сознательных усилий. Такие дети часто страдают кошмарами и ночными страхами, и это состояние в крайней своей степени способно даже привести к галлюцинациям.

Подхватив вторую книгу, мистер Дэрроу вернулся к месту свидетеля.

– А что насчет этих двух европейских докторов – Брейера57 и Фрейда? Вы знаете о них?

– Да.

– Они, похоже, неплохо изучили истерию и ее последствия. Признаюсь, я даже не знал, что означает это слово, пока не принялся за сей том. Всегда считал, что оно относится к перевозбужденным леди.

По галереям пронесся тихий смех, и доктор выждал, пока он не стих, а потом ответил:

– Да, слово ведет происхождение от греков, которые полагали, что сильные нервные расстройства свойственны женщинам и берут начало в матке.

Мистер Дэрроу улыбнулся и покачал головой, откладывая книги:

– Что ж – мы продвинулись дальше, не так ли? Сегодня истеричным может быть почти кто угодно. Боюсь, что я непреднамеренно чуть не довел до этого состояния его честь. – Зрители на сей раз засмеялись чуть громче, но судья лишь бросил на мистера Дэрроу ледяной взгляд. – И я приношу за это свои извинения, – сказал адвокат, поднимая руку, а потом вновь посмотрел на доктора. – Но мне интересно, что об истерии говорят эти два джентльмена, Брейер и Фрейд. Они, кажется, считают, что корни ее таятся в детстве, как и у болезненного воображения. Доктор, возможно ли, что Клара Хатч страдает болезненным воображением или же истерией?

Я заметил, что доктор изо всех сил сдерживается от издевки над вопросом:

– Нет. Я так не считаю. Как я уже говорил обвинителю штата, Клара страдала тем, что я называю «затяжной истерической диссоциацией». Она достаточно отличается от истерии, описываемой Брейером и Фрейдом.

– Вы, кажется, чертовски уверены, проведя – сколько дней с девочкой?

– В целом – десять.

– Быстрая работа, – оценил мистер Дэрроу, прикидываясь пораженным. – А что же с Полом Макферсоном – тем мальчиком, который убил себя в вашем Институте?

При упоминании несчастного ребенка доктор смог сохранить полное спокойствие:

– А что с ним, если конкретнее?

– Он страдал этими патологиями?

– Не могу сказать. Он провел у нас слишком мало времени.

– Да? И сколько же?

– Несколько недель.

– Несколько недель? Неужели вам не хватило этого времени, чтобы сформулировать точный диагноз? Ведь с Кларой у вас ушло всего десять дней.

Доктор понял, куда клонит мистер Дэрроу, глаза его сузились.

– В Институте я занимаюсь десятками детей. Клара же, напротив, располагала моим безраздельным вниманием.

– Нисколько не сомневаюсь, доктор. Не сомневаюсь. И вы сказали девочке, что ваши совместные усилия помогут ей, я прав? – Доктор кивнул. – А вы говорили, что это поможет и ее матери?