Ангел тьмы

— Ну, — отозвался мистер Пиктон, поднимая палец, — тут есть кое-какие занятные подробности, которые могут прояснить ответ. Помните Пуллмановскую забастовку в 94-м? [50]— В ответ донеслось утвердительное бормотание: все вернулись мыслями к тому печально известному времени, когда Американский профсоюз железнодорожников организовал забастовку против Пуллмановской вагоностроительной компании в Чикаго. Стычки, происходившие во время этого события, были столь скверными и кровавыми, что о них был наслышан даже я, — от тех сочувствующих рабочим энтузиастов, что составляли самую крикливую часть населения в моей старой округе. — Так вот, несмотря на то, что он все-таки являлся консультирующим адвокатом «Чикаго и Северо-запада», Кларенс Дэрроу согласился представлять интересы Юджина Дебса [51]и еще некоторых членов правления профсоюза железнодорожников. Дело не было уголовным — Дебса и прочих обвиняли только в подстрекательстве рабочих к стачке, что формально является антитрестовским действием. Но Дэрроу все-таки сподобился полностью оспорить это перед Верховным судом. — Мистер Пиктон перелистнул несколько журнальных страниц и вдруг умолк.

— И? — спросила мисс Говард.

— И— он проиграл, конечно, — ответил мистер Пиктон. — Но то была славная битва. Но, что еще важнее, пока Дебс и прочие отбывали несколько месяцев в тюрьме за гражданские правонарушения, им было предъявлено обвинение в куда более серьезном уголовном преступлении: попытке блокировать почтовые поезда путем железнодорожной забастовки. Дэрроу снова взялся за дело и по умолчанию выиграл — правительство в итоге сняло обвинения. Таким вот образом, проиграв в менее серьезном гражданском процессе, Дэрроу выиграл более важное уголовное дело. [52]

— Что все же не объясняет нам, — вмешался Люциус, — почему мистер Вандербилт решил, что человек, делящий время между работой на железнодорожную корпорацию и профсоюзы — комбинация эта, кстати, поражает меня до глубины души — будет идеальным кандидатом для участия в деле об убийстве.

— Ну да, — согласился мистер Пиктон, чье настроение уже улучшилось, — не объясняет. Но говорю вам, детектив, — мне полегчало! Каковы бы там ни были таланты этого Дэрроу, Вандербилт вполне мог бы призвать из Нью-Йорка самых важных шишек, пожелай он принять во всем участие.

— Пожалуй, в этом-то и дело, — заметил Доктор. — Пожалуй, мистер Вандербилт чувствует, что процесс может обернуться чем-то неподобающим, и не хочет, чтобы его имя связывали с ним в нью-йоркских кругах.

Мистер Пиктон обдумал это, затем кивнул:

— Думаю, вы правы, доктор, — подозреваю, вы абсолютно правы! Маркус, без сомнения, сможет подтвердить нам эту теорию, когда вернется. А пока… — Мистер Пиктон зажал трубку в зубах и упер руки в бока, — я голосую за то, чтобы поехать домой и как следует отужинать. Дела идут на лад, полагаю!

Испытав серьезное облегчение от такого поворота событий, а заодно — и от уверенности мистера Пиктона, — все мы направились к выходу из кабинета, голодные и более чем готовые воспользоваться его советом относительно расслабляющего вечера дома. Да, нам и впрямь предстояло утром столкнуться с большим жюри — но раз Клара Хатч уже разговаривала, можно было с достаточным на то основанием полагать, что нам удастся с легкостью миновать это препятствие в предстоящем уголовном деле, где, как мы радостно заверяли друг друга, нас будет ждать неопытный в подобных вещах юрист, который не сможет как следует противостоять таким искушенным в прениях людям, как доктор и мистер Пиктон.

И это предположение было одной из самых тяжких ошибок, что мы допустили за все дело.

Глава 40

Мистер Мур прибыл тем вечером, и виду него был потрепанный: казалось, что за ним гнались, что, в общем, было вполне понятно — неделька в городе ему выдалась просто адская, и он едва унес оттуда ноги невредимым. И даже когда они с Маркусом не находились в ситуациях, непосредственно угрожавших их жизни, — как, например, когда отправились побеседовать с преподобным Клэйтоном Паркером, — насилие было обычным предметом для разговоров: похоже, на преподобного где-то полгода назад напали несколько человек, которых мы вполне резонно могли счесть Гудзонскими Пыльниками, и раздробили ему бейсбольными битами обе коленные чашечки, да в придачу отрезали одно ухо. Даже пересказывая нам эту историю, мистер Мур так разнервничался, что для успокоения ему потребовалась пара приличных стаканчиков лучшего виски мистера Пиктона. Но новость о том, что мы уже готовы наутро предстать перед большим жюри, существенно его подбодрила — как и остатки ужина, которыми он допоздна объедался на кухне. А когда настало время отправляться в спальню, он уже принял внутрь достаточно обнадеживающей информации — а заодно и виски, — чтобы спать столь же спокойно, как и все остальные.