Ангел в эфире

Днем Настя звонит своему дядюшке, будучи уже в здании телецентра.

Шумский мучительно стонет в трубку свое похмельное «алло».

— Дядя Захар, как ваше самочувствие? — интересуется девушка, одновременно открывая дверь дядиного кабинета дядиным же ключом.

— Мне х-худо, — пораженчески бормочет трубка.

— Игорь Ильич просил вас заехать в министерство… Ну, помните, насчет продления лицензии…

Поднявшись на стул, она тянет руку к зависшей под потолком камере, чье недреманное око нацелено на сейф.

Шумский жалобно мычит в трубку — кажется, он сейчас вообще ни на что не годится.

— Хорошо, а завтра?

Залепив жвачкой объектив, Настя легко спрыгивает на пол.

— Выпейте стакан свежеотжатого апельсинового сока! — советует заботливая племянница, прежде чем нажать отбой.

Дядюшка клянется, что сегодня он из дома ни ногой, хоть режьте его!

Ключ беззастенчиво гремит в сейфовом замке.

Стройная стопка кассет перемещается на стол. Ба, да там еще какие-то бумаги, много бумаг, их необходимо тщательно изучить…

Ну, ничего, она никуда не торопится!

Ксероксные серые листы, фотоснимки, документы с печатями…

Стоп, как здесь оказалась ее медицинская карта?!

Настя оторопело листает лохматые страницы. Торопливый медицинский почерк: «DS — беременность 8 недель, направление кровь на RV, ВИЧ». Дата, число, подпись врача.

Результаты анализов…

Фотоснимок, мутный, как будто снятый с камеры слежения: квартира с табличкой «19» над дверным глазком, чей-то силуэт в черном проеме. Сутулая, странно знакомая спина, прямые длинные волосы рассыпаны по плечам. Кажется, это снимок той квартиры, где Настя обитала еще до первого расставания с Бесом…

Следующая фотография, тоже странная, нечеткая, расплывчатая: клуб, танцпол, Настя с искаженным лицом корчится возле сцены в натужном веселье, у микрофона — Вадим, скрюченный музыкальным пароксизмом…

Снимок дрожит в Настиных руках. Откуда взялась эта фотография? Почему она, как нечто ценное, хранится под замком, за семью печатями, в бездонном сейфовом брюхе?

А ведь есть еще кассеты, много кассет… Сейчас Настя, просмотрев их, отберет из них те, что сгодятся ей в борьбе против мужа. Может быть, там запечатлены сцены оргий, или служебный компромат, или совершенно секретные материалы…

Первая кассета, самая нижняя в стопке… Девушка вставляет ее в щель магнитофона, до шепота притушив звук.

Фу, какое отвратительное качество! Серая рябь, крупное зерно, тяжело смотреть, невозможно узнать…

Впрочем, не так уж невозможно — в женщине на экране она внезапно распознает себя. Дата в углу кадра — двухгодичной давности. Это Настя в своей съемной останкинской квартире. Ходит по комнате, что-то убирает. Потом исчезает в проеме двери, чтобы через пару секунд появиться уже вместе с Вадимом. Разговора почти не слышно, все заглушает музыка. Притушенный свет, пятно растрепанных волос на подушке. Расстеленная постель, ее щека на его груди, ее рука на его белом плече. Спокойный, умиротворенный кадр. Глубокий сон, обрыв записи.

Потом идут кадры, снятые, очевидно, с клубных камер… Кадры из квартиры Беса… Потом уличная съемка — вот они гуляют по осенней Москве, ногами взметывая палую листву. Оба в темных очках во имя неузнавания, во имя недостижимой и недостигнутой в итоге анонимности.

Другие кадры — она болтает с Валерой в монтажной. Смеется, надменно закидывая голову. Отводит его приставучую руку. Обрывает его назойливые ухаживания.

Кадры с Антоном Протасовым в аппаратной и в редакции. Тот ласково, утешающе прикрывает рукой ее ладонь. Она жалуется ему на что-то, чуть не плача. Разговора не разобрать, все глушит скрипучий шум эфира…

Настя, глядя на себя ослепшим от изумления взором, взволнованно размышляет.

Итак, за ней следили… Очевидно, с самого начала, с самой первой минуты на телевидении она находилась под присмотром тайного соглядатая. Вот почему ее поселили на студийной квартире — чтобы удобней было следить. Там везде были понатыканы камеры — и в подъезде, и в комнатах, везде… С самого начала ее отношения с Бесом были под контролем. И очевидно, с самого начала Цыбалин о них знал… Он собрал всю подноготную о возлюбленной своего сына, он знал о ней даже то, о чем даже не подозревал Вадим, — знал о ее беременности, о ее ребенке, о ее тайных желаниях, о ее надеждах.

И конечно, он не мог не знать, что между Настей и Земцевым абсолютно ничего не было!

Так вот почему… Вот почему он сделал Настю ведущей вопреки всеобщему мнению о ее бесталанности. Надеялся, наверное, что она вытащит сына из наркотической трясины, вернет его в нормальную жизнь. Не получилось… Она сдалась, сбежала, пожертвовала Вадимом во имя карьеры.

Так вот почему он старательно пытался рассорить ее с Протасовым — потому что знал об их дружбе. Так вот почему он предложил ей стать его женой, так торопливо и срочно, — потому что боялся, что она избавится от ребенка, от его единственной внучки.