Ангел в эфире

«Действительно, почему?» задалась вопросом Наела после чего состряпала репортаж о прозябавших до сих пор «Гитарах», которые ее стараниями превратились чуть ли не в «Биглов» местного масштаба, в юродских гуру, лишь из за ангистоличной альтернативности не желавших менять концертную площадку областного захолустья на московский простор, масштаб, славу, лены и, наконец…

Ее усилия не пропали втуне. Вскоре музыкантов заметил ушлый продюсер, который сначала повозил ребят по району, пугая их завываниями механизаторов и доярок, d потом отправил группу в гастрольное турне. Впереди замаячила столица…

Потом настал черед бедных художников, чью заштатную галерейку капризные меценаты, утратившие вкус к высокому искусству и более уповавшие на хлеб, чем на зрелища, обходили десятой дорогой. Болея за областные таланты. Настя сочинила текст о современных Филоновых, несущих великое искусство и массы. Надо сказать, местные живописцы были поражены, точно тайным вирусом. манией изображать зеленых теток с арбузными грудями и фиолетовыми лобками, с кулачными лупками и с вурдалачными лицами — товар, хорошо идущий на всех континентах, кроме нашей, русопятой страны, где народ, воспитанный на левитанских и шишкинских пейзажах, на ненавязчивой васнецовшине, на уютном, с березками и церквушками искусстве, единодушно отвергает зеленых голышей.

После выхода передачи новоявленные нувориши в три дня разобрали лежалых теток, за чистую монету приняв телевизионные дифирамбы. Обрадованный галерейщик примчался к своей благодетельнице с поцелуями и восторженно раскрытым бумажником. Настя, поначалу стыдливо отказавшись от денег, презентованную сумму в конце концов приняла — потому что не любила финансово зависеть от родителей, а собственных средств по студенческому скудному положению ей не хватало.

Не отказавшись от «благодарности» в первый раз, неудобно было от нее отказываться и во второй… И в третий тоже, скрипнув зубами, пришлось согласиться. Вскоре «джинсовость» ее репортажей стала очевидной.

Вскипев справедливым гневом, Наталья Ильинична потребовала у дочери ответа, имея в виду приставучего галерейщика:

— Между вами что-то есть? Нет? Тогда сколько он тебе заплатил?

Узнав, во сколько обошелся ловчиле телевизионный демпинг, директриса потрясенно охнула. Выходило — мало, чудовищно мало!

— Но ведь это художники, искусство, — возразила Настя. — Они не могут платить как кооператоры…

— Почему не могут? — удивилась Наталья Ильинична. И это прозвучало как «Смогут, если захотят». — И потом, — добавила, — на телевидении существует только один директор, милая, и этот директор — я…

— Но, мама! — возмутилась Настя, уже привыкшая к дополнительному источнику денежных поступлений.

Договорились, что Настя станет отправлять своих «джинсовиков» к матери, у которой к тому времени сложились твердые расценки, а та станет выплачивать ей процент от заказа. На том и порешили… Таким образом у Насти появилась своя копейка, а мама поддерживала ценообразование, регулируя наплыв клиентуры и контролируя рынок.

Однако через месяц-другой история повторилась вновь, правда, уже не с Настей, которая смирилась с правилами игры хотя бы в силу их родительской непререкаемости, а с ее коллегой, В репортаже корреспондент так распинался о великолепном заводе по производству чего-то чугунного, что через шелуху преувеличенных славословий явственно проглядывали уши самой что ни на есть обыкновенной «джинсы».

Наталья Ильинична поняла: если не принять экстренных мер, ее телевизионная власть скоро рухнет. Вызвав корреспондента пред свои ясные очи, директриса задала ему парочку откровенных вопросов. Но юноша держался спокойно и нагло, от факта получения денег открещивался, твердил, что снял репортаж только потому, что завод уж больно хороший…

Провинившегося журналиста Наталья Ильинична с треском выставила вон — чтоб другим неповадно было.

Затем, связавшись с директором завода, воркующим голоском попросила впредь подобные вопросы решать только через нее, потому что именно она, в конце концов, директор и, если что, она ведь может и чистую правду поведать… И не всем эта правда придется по вкусу, ой не всем!

Директор сразу все понял. И покорился, вытянув руки по швам. А журналиста-бунтовщика месяц спустя приняли обратно — своих врагов Наталья Ильинична предпочитала кормить из собственных рук.

Студийная жизнь постепенно наладилась. Кто платил за «джинсу», тот ее имел по установленной таксе. Никаких скидок Наталья Ильинична никому не делала, даже своему мужу, кстати (его завод тоже что-то рекламировал, какие-то конверсионные дуршлаги, какие-то убогие соковыжималки, ломавшиеся по три раза на дню). И это было справедливо.

На вопросы подруг о личной жизни (впрочем, на самом деле вопросов таких не было, потому что личная жизнь — ее же видно, как ни скрывай, все равно наружу вылезет) Настя отшучивалась, что ждет принца и ищет рыцаря, но по нашему скудному времени принцы и рыцари в переводе, поэтому она предпочитает господ состоявшихся, а не безродную студенческую шантрапу, язык наперевес в поисках хлеба.