— Подойди, — бледный, напуганный, сказал он Савинову, когда тот, закрыв за собой дверь, переступил порог его кабинета. И тут же отдал приказ секретарше: — Никого ко мне не пускать. Даже Шебуева. Отговорись. Как? Да по хрену — как!.. Взгляни, — он вытащил из верхнего ящика стола пачку фотографий, бросил на стол.
Савинов взял несколько из них. Там, в актовом зале, прямо на столе была запечатлена пара. Николай Шебуев и юная девица. Юбка у нее была завернута, руки Шебуева лапали девушку за голые ляжки. При этом целовались они взасос.
— Круто?
— Круто.
— И все это, как ты видишь, на фоне Владимира Ильича, — мрачно проговорил Кузин, — в актовом зале Политехнического института.
— Может, фотомонтаж? — предположил Савинов.
— Да какой тут к черту фотомонтаж?! — взорвался Кузин. — Все как на ладони! — Он тяжело выдохнул. — А знаешь, кто мне дал эти фотографии?
— Без понятия.
— Иван Иванович Дыбенко.
— Ого!
— Вот именно — «ого!». А знаешь, как эта порнуха попала к нему?
Савинов пожал плечами: мол, откуда же мне знать?
— По почте. Заказным. Это что ж, мол, такое происходит в твоем доме, спросил меня Иван Иванович? — Кузин утвердительно и нервно качал головой в такт каждому произнесенному слову. — И в харю мне этими фотками, в харю! Как медведь ревел. Я едва в штаны не наделал. Как же ты мог, говорит, сукин сын, распустить так своих козлов? Куда смотрел? О чем, твою мать, думал, когда набирал штат? Твоим уродам в порнухе бы сниматься, на Западе, а не заветы партии выполнять на родине Ильича! И он прав, Дима, прав… А чего ты улыбаешься?
— Я не улыбаюсь, Евгений Платонович.
— Евгений Платонович, — передразнил его Кузин. — Садись… — полез в стол за сигаретами, нервно закурил. — Знаешь, что мне в заключение нашей содержательной беседы сказал Иван Иванович Дыбенко?
Савинов приземлился в одно из кресел.
— Понятия не имею.
— Вот я тебя и просвещу. Во-первых, что я поставил его под удар перед Москвой. Это раз. Два, что я поставил себя под двойной удар. Перед ним. И три, чтобы Шебуева упекли лет на пять в самую далекую часть области. И даже чтобы памяти о нем не было… Такие вот пироги, Дима.
— Кто же мог сделать эти фотографии?
— Тот, кто их сделал, свое получит. Если найдется. Я и Дыбенко поможем. И ведь какая сволочь изобретательная! Из будки киномеханика снимали. Впрочем, теперь это уже все равно. Ты мне вот зачем нужен. Девчонка эта из политеха. Зовут Варечкой. Варечкой Трошиной. Поговори с ней ты. — Он сделал ударение на последнем слове. — Пусть молчит как рыба об лед. Посули ей что-нибудь. Не знаю. Грамоту, может быть. И денег. Обязательно денег. Я найду в кассе. Пусть шубку себе купит. Из котика. Ты умеешь с бабами общаться лучше меня. Хорошо еще, она его в изнасиловании не обвинила. Тогда бы мы все полетели, Иван Иванович в том числе. Он так и сказал: «Сделайте все, чтобы эта сучка была довольна». Отправляйся прямо сейчас… Да, и вот что еще. Если Дыбенко не передумает насчет меня, ты готовься, Дима.
— В каком смысле?
— Вместо Шебуева пойдешь. Со мной, в область.
В примерочной магазина «Меха» Савинов поцеловал Варечку Трошину в шею. Не то чтобы очень чувственно. Как старший товарищ.
— Ты в этой шубке — настоящая королева.
— Правда? Вам нравится?
— Еще бы.
— Это тебе от комитета ВЛКСМ. От меня лично — два джинсовых костюма, сапожки, чулки, нижнее белье. До свадьбы хватит.
— А если я не вытерплю и проболтаюсь? — неожиданно спросила она.
Савинова этот вопрос покоробил. Точно гвоздем по стеклу провели! Вот сучка! Маленькая шлюха! Дмитрий Павлович прищурил глаза, точь-в-точь, как это делал Шебуев — предостерегающе и с угрозой:
— Я разве не говорил, Варечка, что твой дружок большим людям дорогу перешел? — он мягко ткнул указательным пальцем вверх. — Не говорил, милая?
— Нет, — замотала головой девушка.
— Вот теперь говорю. Очень большим людям. Меня просто разобраться попросили. Как нижестоящего. Птичку найти подставную. Уточку. Такую, как ты. Если проболтаешься, большие люди разозлятся. Тебя обвинят в проституции, могут и в колонию определить. Да что там — обязательно отправят! На то и статья имеется. Будешь гнить лет десять, вернешься беззубой и страшной. — Савинов говорил очень серьезно, чтобы и тени подозрения не возникло в девичьей головенке. — Родителей с работы выгонят. Они и так у тебя гроши зарабатывают, а тут вообще разорятся. Тыкать в них пальцами станут: мол, дочь — проститутка. Отец сопьется, мать раньше времени постареет. Все, как в жизни. Короче, не советую.
Варечка надула губки:
— А что вы меня пугаете?
— Я не пугаю, а предупреждаю. Таковы были условия. Инженер на секретном заводе дает подписку о неразглашении научных открытий. Как и дипломат, который обязан хранить государственные тайны. А если они проболтаются, извините. Тюрьма. А то и расстрел.
Варечка испуганно взглянула на собеседника.
— Да-да. Кстати, — он полез в карман, достал магнитофонную кассету, — вот тебе пленка, где ты соглашаешься на эту провокацию. Наши люди не дураки — все предусмотрели. Профессионалы!
Девушка разинула рот, побледнела. Отступила даже.