Ангел западного окна

И все же, если тщательно все взвесить, мне не за что корить себя. Ибо сведения, поступающие ко мне из лагеря рефор­маторов-евангелистов, вполне надежны. Пути отступления им отрезаны.

Лорд-протектор... (здесь листок оборван) ...на завоевание Гренландии. Какое войско, если не сию ораву отчаянных матросов и отслуживших свое наемников, я смогу снарядить незамед­лительно, как только начнутся сборы в опасный поход, на завое­вание северных земель?

Звезда меня выведет! Незачем отвлекаться пустыми размышлениями.

В четверг на Страстной неделе

О проклятые страхи! День ото дня гложут все злее. Поистине, сумей человек превозмочь свой страх, раз и навсегда отбросить робость, причем и ту, что потаенно обитает в душе, он стал бы чудотворцем — вот что я думаю. Силам тьмы пришлось бы подчиниться такому смертному... Все еще нет известия от Воронов. Все еще нет известия и от „магистра русского царя“. И ни единой весточки из Лондона!

Последние денежные отчисления в походную казну Бартлета Грина — о если бы никогда в жизни не слыхивал я сего имени! — превысили мои возможности. Если из Лондона не придет ответ, я буду связан по рукам и ногам!

Нынче прочитал о дерзком разбойничьем набеге Бартлета Грина на вертеп папистов. Подобного этому удалому налету еще не бывало. Не иначе сам черт сделал душегуба неуязвимым для пуль и клинков, однако про других головорезов из его шайки этого не скажешь. Безрассудная вылазка!

Если Бартлет будет и впредь одерживать победы, чахоточной Марии не видать трона как своих ушей. На престол взойдет Елизавета. И тогда — вперед к вершинам!

В Страстную пятницу

Неужто проснулась та свинья в зеркале? Снова на меня пялится пьяная харя? Напился, негодяй?

С бургундского на ногах не стоишь?

Нет, жалкий слабак, признайся: ты пьян от страха.

О Господи, ведь предчувствовал я! Воронам конец. Их окружили.

Губернатор... я плюну ему в лицо, да, харкну в проклятую физиономию господина лорда!

Опомнись, приятель! Ты сам, на свой страх и риск, поведешь Воронов в бой! Вороны, дети мои! Эгей!

Не трусь, старина Джон, не трусь!

Не трусь!

В день Воскресения Христова, лета 1549-го

Что же теперь делать?..

Вечером я изучал карту Меркатора, как вдруг дверь словно сама собой отворилась и вошел незнакомый человек. Ни каких-либо знаков, ни оружия, ни письма, удостоверяющего личность, при нем не было. „Джон Ди, — сказал он, — пора покинуть эти места. Обстоятельства неблагоприятны. Все дороги перекрыли враги. Твоя цель недоступна. Остался лишь один путь — морем“. И, не попрощавшись, незнакомец ушел. А я был не в силах шевельнуться.

Наконец вскочил и бросился бежать по коридорам и лестницам, но нигде не обнаружил моего таинственного посетителя. Дойдя до ворот, я спросил кастеляна: „Ты кого это, любезный, пус­тил в дом в столь поздний час?“ Кастелян ответствовал: „Никого, ваша светлость, никого не видел!“ С тем я и вернулся в комнаты, теряясь в догадках, и вот сижу один и все думаю, думаю...

В понедельник на Святой неделе по Воскресении Господа нашего Иисуса Христа

До сих пор не решился бежать.

Морем? — это означает, что я должен покинуть Англию, расстаться с моими планами, надеждами... эх, напишу честно: с Елизаветой!

Хорошо, что меня предостерегли. Вороны, как я слышал, потерпели новое поражение. Навлекли на себя беду тем, что посмели осквернить склеп святого Дунстана... именно так скажут католики. Что, если святотатство сие и мне принесет несчастье?!­

Пусть! Надо мужаться! Кто посмеет заявить, что я в тайном сговоре с бандитами? Я, баронет Глэдхиллский Джон Ди!

Признаю, это было безрассудством. Да хоть бы и глупостью.­ Только не трусь, Джонни! Я безвылазно сижу дома, занимаюсь humaniora [6], и вообще я почтенный человек, дворянин и ученый!

Нет, не оставляют меня сомнения. Сколь многообразны орудия ангела, имя коему — „страх“!

Не лучше ли покинуть на некоторое время Альбион?

Черт бы побрал эти последние денежные пожертвования, из-за них я гол как сокол. Не беда! Попрошу взаймы у Толбота. Он даст.

Решено! Завтра утром я...

Господь Всемилостивый, что такое? Что за шум за дверьми?.. Кто там?.. Я слышу звон оружия! Что это значит? И голос... это же голос капитана Перкинса, он командует... да, вне сомнений, это капитан Перкинс, начальник стражи Кровавого епископа!

Стиснув зубы, пишу, я должен все записать, что бы ни случилось. Молоток грохочет, стучит по дубовым дверям... Уймись, волнение, — не так-то просто вышибить двери, я буду писать, буду, я должен записать все до последнего слова...»

Дальше я увидел приписку, сделанную рукой Род­жера, в ней говорилось, что Джон Ди был арестован, что подтверждается письмом:

«Подлинное письмо, доставшееся мне, Джону Роджеру, в наследство от Джона Ди, донесение капитана епископской охра­ны Перкинса его преосвященству епископу лондонскому Боннеру.

<Дата неразборчива>