Передо мной сад. В просветах между высокими кипарисами и вековыми дубами виднеются каменные стены. Парк в поместье Мортлейк? Должно быть, он — средь ярких клумб и куртин, разнообразных цветущих кустарников и играющих всеми оттенками огненно-красного, по-летнему пышных цветов скорбно чернеют разрушенные огнем стены. Нет, сообразил я, у Мортлейкского замка наверняка не было таких горделивых башен и равелинов, как те, что угадываются за кронами деревьев... И еще, между зубцами крепостной стены здесь открывается совсем другой вид — подернутая синим туманом долина и сверкающая лента реки. Вот бывший цветник средь руин. И вырыта в нем могила. Гроб, или крест, опускается вниз...
Четверо черных могильщиков засыпают могилу, а белый адепт занялся странным делом, он ходит по саду и подрезает, заботливо осматривает цветы и кусты, подвязывает ветви, рыхлит почву, добрый садовник, он трудится спокойно и неторопливо, как будто забыв, что совершается скорбный обряд.
Насыпан могильный холм. Четверо иссиня-черных исчезли. Гарднер, усердный садовник, тем временем привязал сильный и юный розовый куст к деревянной подпорке, резному столбику. В пышной зелени сверкают кроваво-красные розы...
Все яснее, все отчетливей проступает в моих мыслях вопрос, он просится на язык настойчиво, нетерпеливо. Но прежде чем я нашел слова, адепт поворачивается, я вижу лицо... Теодора Гэртнера, друга, погибшего в волнах Тихого океана.
Я выронил магический кристалл, голова разрывалась от боли. И совершенно отчетливо я вдруг понял, что никогда больше ничего не смогу различить в тускло блестящих черных угольных гранях. Со мной произошла некая перемена, в этом не было ни малейших сомнений, но какая, в чем ее суть, я сказать не мог. Я — наследник всего существа Джона Ди, — лучше, пожалуй, не скажешь. Я слился с Джоном Ди, он упокоился, и я существую вместо него. Он — это я, а я — это он, им и пребуду вечно.
Я распахнул окно, от остывшего пепла в ониксовой чаше шел невыносимый мерзкий запах. Запах тления...
И только-только я от свежего воздуха почувствовал себя лучше, как следует проветрив комнату и убрав за дверь чашу со зловонным пеплом, явился Липотин.
Мой гость украдкой, стараясь не привлекать моего внимания, несколько раз потянул носом, в надежде что-то учуять. Но ни о чем не спросил.
Зато рассыпался в изъявлениях любезности, весьма громогласных и преувеличенных, это было совершенно не похоже на обычную манеру Липотина, неторопливую и осторожную, — он нервничал, даже подергивался. Без причины посмеиваясь и приговаривая «хе-хе», он уселся и опять заерзал, завертелся, перекинул ногу на ногу, суетливо закурил, но вот наконец приступил к делу:
— Ваш покорный слуга в очередной раз прибыл к вам с высокой миссией.
— Кто же облек вас столь высоким доверием? — Я подхватил его напыщенный тон.
Липотин изобразил поклон:
— Разумеется, княжна, уважаемый.
Поневоле пришлось продолжать в той же шутовской манере церемонных великосветских раутов, наш разговор походил на диалог актеров на сцене, представляющих каких-нибудь посланников.
— Да, уважаемый, я прибыл по поручению... моей покровительницы.
— Слушаю вас!
— Моя высокая миссия состоит в том, чтобы приобрести у вас этот... э-э, условно говоря, стилет. Разрешите? — Липотин потянулся к кинжалу, лежавшему на письменном столе. Брезгливо взяв его кончиками пальцев, прищурившись с видом знатока, долго разглядывал и скептически морщился, затем сказал: — Как, в сущности, легко испортить хорошую вещь! Посмотрите, ведь это просто безобразие! Халтура, топорная работа.
— О да, полностью разделяю ваше компетентное мнение. Вещица не представляет значительной художественной или исторической ценности.
Липотин замахал руками чуть ли не в страхе. Испугался, что я наотрез откажу? Он поудобнее уселся и не без труда продолжал все тем же тоном светского льва:
— Итак, повторяю, мне надлежит... э-э... выцыганить у вас эту вещицу. Буду до конца откровенным. Оружие вы не коллекционируете. А вот княжна — другое дело. И она, вообразите, она полагает, — разумеется, я решительно с ней не согласен! — она полагает... гм... что это... кхе-кхе...
— Кинжал, который когда-то пропал из коллекции ее покойного батюшки, — спокойно подсказал я.
— Угадали, угадали! — Липотин буквально подпрыгнул и всевозможными ужимками выразил восхищение моей проницательностью.
— Я с княжной согласен.
— Вот как! Тогда все в порядке. — Он удовлетворенно ухмыльнулся и состроил такую физиономию, словно мы уже ударили по рукам.
Но я спокойно добавил:
— И как раз поэтому кинжал имеет для меня особенную ценность.
— Понимаю! — Липотин закивал. — Прекрасно вас понимаю, идешь на сделку — не упускай свой шанс.
Эту реплику, кажется с обидным намеком, я пропустил мимо ушей:
— Я не собираюсь заключать сделок.
Липотин заелозил на кресле.